Исповедь монаха
Шрифт:
В отдалении Кадфаэлю послышался далекий глухой топот копыт, скорее даже не звук, а едва ощутимое сотрясение земли под ногами. С той стороны, откуда они пришли вчера вечером, быстро приближалась пара добрых коней. По всему чувствовалось, что лошади хорошо отдохнули, и дорога им ничуть не в тягость. Вероятно, это были путешественники, спешащие в Личфилд, а ночь они, надо полагать, провели в маноре Стреттон, что в полутора милях к западу.
Вскоре Кадфаэль увидел двух одинаково одетых в темную кожу всадников, которые так естественно и непринужденно держались в седлах, что старый монах даже залюбовался. Вероятно они одновременно и с самого раннего детства учились искусству
Та женщина все еще стояла перед его мысленным взором, когда он повернулся к сараю. Память настойчиво твердила ему, что он видит ее не в первый раз, а если он перестанет упрямиться и отрицать очевидное, тогда сразу поймет, кто эта женщина. Но Кадфаэль не желал верить своим глазам.
Да и кроме того, даже если ему и не померещилось, какой прок забивать себе этим голову — он все равно бессилен предотвратить последствия, какими бы они ни были. Кадфаэль пожал плечами, еще немного поразмыслил над своим неожиданным видением и отправился в сарай дожидаться пробуждения Хэлвина.
Прошли еще день и ночь.
Они миновали небольшую рощицу и вышли к обширным полям, плодородным и хорошо обработанным, но еще не покрытым свежей зеленью по причине затянувшихся холодов. Эти поля казались настоящим оазисом среди множества брошенных и запущенных земель графства — результат весьма сурового и жестокого подавления крестьянского восстания пятидесятилетней давности. Перед ними мягко змеилась речная гладь Тейма, вдоль его берегов теснились дома, чуть поодаль стояла мельница с островерхой крышей — это был Элфорд.
Прошлую ночь Кадфаэль с Хэлвином провели под гостеприимным кровом личфилдских братьев, а с рассветом, получив подробнейшие указания относительно самой короткой дороги в Элфорд, тронулись в путь, чтобы преодолеть оставшиеся четыре мили. И вот они достигли, наконец, цели своего странствия. Им осталось только пройти через поля и пересечь деревянный мостик через Тейм. Благодатный процветающий край, в то время как остальные прозябают в скудости и убожестве. Земля тучная и жирная — там, где она распахана, это видно даже издалека. И у них тут не одна мельница, а даже две — вторая чуть выше по течению, они ее сразу не разглядели. Поистине это благословенное место словно действительно обещает умиротворение и долгожданный покой после тяжких трудов и мучений.
Узкая тропинка, петляя, вела их за собой, перед братьями вырастали крыши Элфорда, затененные пока еще темными ветвями деревьев. Почки едва только начали появляться, и о настоящей зелени говорить не приходилось, но какая-то неуловимая зеленоватая дымка уже окутывала деревья и кусты. Они перешли мостик (Хэлвину пришлось очень аккуратно ставить костыли, чтобы не оступиться на неровных досках), и оказались между двумя рядами домов. Обитатели Элфорда жизнерадостно хлопотали по хозяйству, отвлекаясь от своих занятий, чтобы поздороваться с двумя бенедиктинскими монахами. Приветливая доброжелательность жителей сопровождала их всю дорогу до церкви. Хэлвин,
Им не пришлось спрашивать, как пройти к церкви, они заметили ее еще на подходе к Элфорду. Приземистый серый храм был построен уже после завоевания Англии норманнами. Его окружал высокий крепкий частокол из толстых бревен, за которым в случае нужды могли укрыться жители Элфорда. В церковном дворе росли могучие раскидистые деревья. Хэлвин и Кадфаэль вошли под прохладную гулкость сводов, столь характерную для церквей, построенных целиком из камня. Здесь царили тишина и полумрак, слабо пахло восковыми свечами и пылью.
Хэлвин постоял немного, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Здесь не Гэльс, и фамильный склеп де Клари должен, по всей вероятности, располагаться прямо в стенах церкви. При свете алтарных свечей они увидели его. В нишу правой стены была вделана громадная каменная плита, с высеченным на ней силуэтом спящего рыцаря: не иначе то был первый де Клари, ступивший на землю Англии вместе с Вильгельмом Завоевателем, прославленный в боях воин, успевший насладиться заслуженной королевской милостью. Хэлвин сделал несколько шагов и замер — возле усыпальницы на коленях стояла женщина.
Они могли разглядеть лишь склоненный силуэт в темно-сером плаще, который сливался в полумраке с такими же серыми камнями. То, что это женщина, а не мужчина, они поняли сразу: отброшенный назад капюшон открывал белый льняной чепец, лицо было прикрыто вуалью. Они уже собирались вернуться к входу, чтобы не мешать ей молиться, но она, наверное, услышала стук костылей по каменным плитам пола и обернулась. Одним плавным грациозным движением поднялась с колен и сразу же направилась прямо к ним. Свет из окна упал на ее лицо — это было гордое, стареющее, но все еще прекрасное лицо Аделаис де Клари.
Глава пятая
— Это вы? — удивленно спросила она, переводя глаза с одного монаха на другого. Казалось, она пытается найти какую-то логику в их появлении здесь и не находит ее. Голос Аделаис звучал естественно, в нем не слышалось привета, но и досады тоже не было. — Никак не ожидала увидеть вас так скоро. Ты, Хэлвин, последовал за мной сюда, потому что хотел еще о чем-то попросить? Проси. Я исполню твою просьбу.
— Госпожа, — запинаясь от волнения едва выговорил Хэлвин, который был потрясен нежданной встречей, — мы не следовали за тобой, мы не знали, что ты здесь. Я безмерно благодарен тебе за твою доброту и никогда бы не помыслил еще раз потревожить тебя. Поверь, я пришел в Элфорд с одной-единственной целью — исполнить данный мною обет помолиться на могиле моей возлюбленной. Я был уверен, что твоя дочь похоронена в Гэльсе, но ее там не оказалось. Священник направил нас в Элфорд, к усыпальнице ее предков, и сюда мы пришли. Попросить тебя я могу лишь об одном: позволь мне исполнить клятву и провести ночь в молитвах у могилы твоей дочери. Потом я уйду и никогда больше не напомню о себе.
— Не стану отрицать, — гораздо более мягким, чем ранее тоном произнесла Аделаис, — я буду рада, когда мы расстанемся. Нет-нет, я не сержусь на тебя, но ты разбередил старую рану, вызвал в памяти то, о чем я старалась забыть все эти годы. Твое лицо напомнило мне о моем горе и рана кровоточит вновь. Иначе зачем бы я приказала оседлать лошадей и помчалась сюда во весь опор?
— Верю, — дрогнувшим голосом произнес Хэлвин, — всемилостивый господь дарует тебе успокоение. Я буду молиться, чтобы время быстрее исцелило тебя и принесло мир твоей душе.