Исповедь на краю
Шрифт:
Утром Павел Иванович дал Сергею и Дине почитать протокол допроса Козловой. Факт убийства она отрицала. Рассказала многое. В основном страшные, циничные вещи. Участие в похищениях детей признала после того, как ее опознала Ольга из детской поликлиники, доверившая ей ребенка. Увидев фотографию Андрея Ильича, Ирина показала, что действовала по сговору с ним. Якобы он с ней и расплачивался. Назвала адрес дома в Мамонтовке и сообщила, что передавала детей немой старухе Антонине, которая смотрела за ними.
– Отвечает она, как нормальная.
– Да, крепкий орешек. И все-таки мне кажется, что, когда Ирина хохочет и закатывает истерики, она не косит.
– А когда она впадает в истерику? – поинтересовалась Дина.
– Когда разговор касается Олега Федорова и его семьи.
– Да, это, конечно, больное, – заметил Сергей. – А почему она сказала Олегу, что убила Марину?
– Говорит, хотела сделать ему больно.
– А чтоб было еще больнее, стала молотить по нему каблуком. Логично. Может, она кого-то наняла?
– Может, но не говорит об этом.
– Но она признала, что была тем утром в квартире?
– Сказала, что могла быть. Зашла, мол, на всякий случай. Вдруг Олег дома.
– Нет! – воскликнула Дина. – Это неправда. Она знала его расписание. А на звонке на двери обнаружили ее отпечатки, вообще есть ее следы в квартире Федоровых?
– Жду заключения экспертизы. У них не только отпечатки пальцев, но и следы обуви, не принадлежащие никому из семьи, какой-то ворс прилип к шее убитой девочки, есть волос, по длине – женский. Поедем сегодня переворачивать обе берлоги этой Сандры, чтоб ей пусто было.
– Дина… – Глаза Сергея были почти круглыми от переживаний и чувства вины. – Ложись в постель. Я тебе лекарство дам. На тебя смотреть страшно.
– Умереть можно от твоей деликатности. – Дина с тоской посмотрела в зеркало в прихожей. Лицо бледно-голубое, под глазами фиолетовые тени, на шее жуткие синяки. – Думаешь, мне не страшно смотреть на себя? На эти останки? Я жертва собственной неспособности найти общий язык с простой маньячкой!
Дина без толку походила по квартире. Поймав тревожный взгляд Топика, смущенно закутала изуродованную шею пуховым платком. Затем накапала в рюмку корвалол, глотнула две таблетки успокоительного и легла на диван с мокрой тряпкой на лбу.
– Ой, даже не знаю, почему мне так тошно. Одно дело – строить предположения вдали от потенциальных преступников. И совсем другое – получить подтверждение им при прямом, тесном контакте. Дело даже не в том, что у этой девки железные руки. Понимаешь, я чувствую себя обожженной. В ней горит адский огонь.
– Ты еще не начала ее жалеть? – ехидно спросил Сергей.
– Да ты что! Убийцу ребенка! Ты мне только скажи: я зря рисковала, записывая разговор с Сандрой на диктофон? Вы уже все узнали от Олега?
– Такие вещи лишними не бывают, – авторитетно заверил Сергей. – От того, что
– Спасибо. Кстати, ты не написал в протоколе допроса, куда она эту фотографию повесила? На почтовый ящик Олега?
– Ну конечно. Если б узнала, что Степан ее снял, ему бы не поздоровилось.
– Сережа! Ему и так не поздоровилось!
– Да. Ну, что ты так остро на все реагируешь?
– Я ужасно на все реагирую… А если бы она и мне сказала, что убила Марину, это что-нибудь дало?
– От любого признания можно отказаться, если у следствия нет железных доказательств. Так что ее признание в убийстве – сейчас дело второе. Экспертиза сверит отпечатки, следы, ворсинки, волос. После этого получить от нее признание и узнать, где орудие преступления, – дело техники. К тому же есть свидетельство бабки, что она была в доме в то утро.
– Ты абсолютно уверен, что Ира убила?
– Конечно. Она существо дикое, порочное и безумное.
– Считаешь, она сумасшедшая?
– Ну, я не удивлюсь, если врачи признают ее нормальной. Нет силы разрушительней, чем злоба. А эта девица заполнена ею под завязку. Она ненавидела отца, его детей, но и всех остальных людей и других детей – не меньше. Каким, сволочь, бизнесом занялась! Ей, наверное, и мать не жалко.
– Жалко. Она очень испугалась, когда услышала, что мать повесилась. А ты своему заказчику сказал, что убийцу нашли?
– Нет пока. Подожду результатов экспертизы.
– Сережа, ты гонорар с него не бери. Скажи, что ввиду особой трагичности ситуации расходы на следствие оплатит фонд защиты семьи. Тамара завтра же переведет оптимальную сумму на твой счет.
– Да брось ты! Это я тебе заплатить должен!
– Ну, нашли время гонорары распределять. Короче, как я сказала, так и будет. Ты меня не раздражай. Во мне, может, сейчас вера в людей возрождается.
Дина встала, потрясла головой:
– Вроде мозги встали на место. Давай-ка кофе попьем. Я блинчики на кефире сделаю.
На кухне Дина по привычке остановилась у окна, разглядывая двор.
– Наташа Борисова уезжает. Скоро Неделя высокой моды в Париже.
– Ты тоже решила поехать?
– Ричард меня пригласил. Он хочет, чтоб мы католическое Рождество провели в Париже. Но я побуду здесь еще пару дней. Потом переберемся с Топиком домой. А на Рождество, может, и полетим в Париж.
– Так зачем тебе сидеть здесь еще пару дней? Давай я вас прямо сегодня и перевезу.
– Ужасно этого хочу, но не могу так сразу. Знаешь, Вера в очень трудной ситуации. Нина… Вот Наташа уехала. Я буду считать себя предательницей… Ой, телефон звонит в сумке в прихожей. Сережа, возьми.