Исповедь нормальной сумасшедшей
Шрифт:
Я хочу остановиться на трех темах, которые меня затронули, и попробую вступить в диалог с Ольгой Мариничевой, журналистом и педагогом, человеком, который более четверти века живет с тяжелым диагнозом.
1. Страх. Беспомощность и истинное могущество
«Подвиг не в сгорании. Подвиг – жить послетого, какты сгорела».
Нужно все-таки несколько слов сказать о болезни. Маниакально-депрессивный психоз – это тяжелое заболевание, человек переживает периодическое чередование спадов настроения (депрессий) и подъемов (периодов эйфории, активности и – часто – бреда).
«Дня через полтора, уже как бы проснувшись, обнаруживаю у балконной двери горшочек с лимонным деревцем, в землю которого втиснуты мои украшения: браслетик, медальон... Но если это был всего лишь сон, то какя могла совершать вполне реальные активные действия? Жалкий осколок моего Великого Страха».
Страх делает нас одинокими, его нельзя делегировать кому-то, отдать, поручить. Даже мать не может забрать его, даже врач. Страх дает каждому почувствовать, что он – Человек и должен САМ проживать свою жизнь.
Страх появляется вместе с осознанием того, что с тобой в любой момент может случиться все, что угодно. Жизнь такова. Она принципиально не дает гарантий. Нигде. Никогда. Никому.
«И тут же обрушился на меня Великий Страх: это просто Сон. И я не осилю ни книгу, ни жизнь свою. Жуткий страх и Одиночество. Нечем жить и нечего писать».
Если быть честным и храбрым и продолжать смотреть пристально, можно увидеть, что люди больше всего боятся собственного бессилия. Не смогу контролировать, не смогу сделать, онемею, не смогу писать, потеряю все силы, просто не вынесу этого, не выдержу, «НЕ ОСИЛЮ ЖИЗНЬ СВОЮ».
У автора «Исповеди» есть образ безбрежного моря, в котором нет ни острова, ни корабля, ни дощечки. И дна тоже нет. Нет опор, нет устойчивости, поэтому нет покоя. Такое всепоглощающее, огромное чувство выпало на долю. Это точно описывает известное в экзистенциальном анализе понятие Фундаментального страха. Он естественно и спонтанно возникает, когда человек сталкивается с тем, к чему оказался не готов, например, к тому, что жизнь бывает чудовищной. В книге Мариничевой о страхе говорится очень-очень скупо. Только о его преодолении. Я подозреваю, чтобы не напугать нас, автор не рассказывает о своем страхе, лишь изредка кое-где прорывается бездонность этого чувства.
«Ведь она всю свою жизнь, сколько себя помнит, была в воде, все плыла и плыла. И ночью, и днем,лишь изредка отдыхая, перевернувшись на спину.
Всегда, испокон веков, перед ней была эта картина: голубой небосвод, синева водной глади и, временами, – одинокая птица над головой. Интересно, думала Марина, где же эта птица спит? Ведь ни одного острова, ни одного камня так ни разу и не повстречалось. Наверное, птица, как и Марина сама, умела спать, покачиваясь на волнах... Нет, сон со всей очевидностью говорил мне: и так можно жить. И с этим... Главное –
Если просто описать переживание страха, то речь пойдет о том, что ты проваливаешься, теряешь опору, падаешь или тонешь, несешься вниз, в уходящий в глубину тоннель, в пропасть, в ничто. Это чувство сопровождают кошмарные сны. Иногда это переживание того, что ты отдан на растерзание чему-то могущественному: внешней безжалостной силе, готовой уничтожить тебя. Но еще страшнее, когда отдан навсегда собственным чувствам, собственной психодинамике, чужому в себе самом, например болезни. С этим соседствует страх невыносимости жизни: я этого не вынесу! Моя жизнь, оказывается, такая хрупкая, разуму нельзя доверять! Страх перед потерей собственных внутренних структур, страх перед мыслями и идеями, страх остаться с ними один на один. Я этого не вынесу, если такое случится. Мир меня не выдержит, мое тело такой стресс не переживет. Общество, в котором я нахожусь, исключит меня,уволит.
Два страха вместе: если я этого не выдержу, то тогда и меня это не выдержит, что и приводит к Фундаментальному страху. Этот страх самый глубокий, его содержание: все кончено. Опор нет – не на что опереться. Мир ненадежен, он не удерживает меня. По отношению ктакому страху все остальные страхи являются вторичными, производными. Так, если человек боится выступать на публике или боится замкнутых помещений, это лишь попытка конкретизировать Фундаментальный страх, ограничить его действие. Кажется, что, избегая выступлений или замкнутых помещений, ты сможешь контролировать это ужасное чувство. Но тщетно. Как известно, не помогает.
Экзистенциальные философы говорили: если мы задумаемся о страхе, то обнаружим, что тема страха – не смерть, а уничтожение, страшно НЕ БЫТЬ, не мочь быть СОБОЙ.
Я переживаю бессилие («я не могу») и через это – меня нет, ведь само ощущение присутствия в жизни коренится в переживании: «я могу с этим (здесь) что-то сделать». То, с чем я ничего не могу сделать, просто не становится действительностью. Тогда это для меня становится нереальным. И я в этой ситуации почти не существую. И сама ситуация теряет черты реальности. Поэтому для человека так важно не быть уничтоженным через бессильное «Я не могу!». Небытие страшнее смерти. А страх дает понять, что жизнь имеет право быть такой, какая она есть.
Страх делает нас глубже. Если я живу с этим столько лет, теперь могу сказать: «Вот она какая – моя жизнь...» Я смотрю на свою жизнь, я остаюсь персональным, я несу свою «персональность», как несут олимпийский огонь: свою аутентичность, то, что я люблю, то, с чем я себя идентифицирую, все, что соответствует моей сущности. Я хотела бы это проживать до самого конца. Смерть не разрушает это существенное. Другое мы проживаем как разрушающее. Если мы не можем прожить это существенное до конца, тогда это уничтожение.
Страх раскрывает для нас истинную структуру человеческого бытия. Как это формулирует Хайдеггер, существенной особенностью жизни является то, что она непредсказуема. Ее нельзя назначить или определить. С нами могут случаться вещи, которые нам не нравятся, к которым мы не готовы. Мы отданы этому. И наша задача – не противиться какому-то факту, а посмотреть, что мы еще можем сделать, вплоть до самой вершины, когда понимаешь, что сделать больше ничего невозможно. И тогда я позволяю себе чувство: «Я больше ничего не могу сделать».