Исповедь офицера

Новгородцев Алексей

– Товарищ старший лейтенант! – прервал наш разговор санинструктор. – Машина подошла, Серегу грузить надо.

– Так грузите! – прорычал старлей.

Человеческий мозг удивительное создание – отчетливо зафиксировал всякую мелочь: не до конца отстиранные пятна синей краски на рукаве старлея, валяющегося на спине опрокинутого жучка, дергающего лапками, старающегося перевернуться и убежать от этого кошмара, – но как появился БТР, как он обработал «зеленку» и как прямо над нами очутился многотонный «Урал», я даже под пытками не расскажу, потому что это было словно в каком-то параллельном мире.

Это ложь и обман, что

параллели никогда не пересекаются: чувства страха и отваги, глупости и мужества, любви и ненависти, все параллельные миры вселенной сегодня сошлись здесь в одной точке – в лесу за перекрестком дорог между Аргуном, Мескер-Юртом и Джалкой.

Армейский организм отработал как часы: каждый винтик, каждая шестереночка выполняла свою задачу. Каждый боец делал свою работу, осознавая, что он частичка того великого, которое собьется, сорвется, заскрежещет и умрет или как минимум перестанет работать без него – маленькой, но очень нужной в данный момент шестереночки. Только я, как пятое колесо в телеге, оставался «здесь и сейчас» памятником бесполезности в этом слаженном механизме. Механизме, воюющем против нелюдей, затеявших эту смертельную бойню.

– Не стой истуканом, – без злобы выпалил мне старлей, выстраивающий свою команду для продолжения выполнения боевой задачи. – Машина уходит, везет раненого. Может, тебя забросить в Аргун?

Эти безобидные, на первый взгляд, слова задели меня за живое.

– Ты что, меня за барышню кисейную принимаешь?! – взорвался я. – Я с тобой не по бульвару погулять напросился, а работа здесь у меня не слаще твоей будет. Пошел ты!..

– Не кипятись, – не понял он моего эмоционального взрыва. – Ты че?

– Отвали от меня! – забыв про приличия и уже не владея собой, выпалил я ему. – Да пошел ты!..

А он неожиданно схватил меня за плечи, тряхнул так, что недосказанные слова застряли между лязгнувшими зубами и прикусанным языком, а мозги, подпрыгнув в голове, встали на место, готовые снова воспринимать мир в его реалиях.

– Ты прости, подполковник, но не уважаю я ментов. Нет, не всех, конечно, вы, губоповцы, – трудяги, и пашете, и головы кладете наравне с нами, а кто-то карманы в это время набивает. Понимаю – не турист ты здесь. Не хотел я тебя обидеть, но и лукавить не привык – бойцы плохо реагируют на неприкаянных.

От этих простых и откровенных слов мне стало ужасно стыдно перед человеком, с которым мы несколько мгновений назад могли вместе навеки остаться на этой дороге, взявшись с двух сторон за бронежилет раненого солдата.

– И ты прости! – обнял я его. – Нервы ни к черту, не каждый день в такую задницу попадаешь. А работать я буду вон там, за теми кустами, – и тут же прикусил язык, поняв, что на нервяке сболтнул непростительно лишнего, чего не должен произносить даже на дыбе, чтобы ни намеком, ни полусловом, ни взглядом, ни даже вздохом не создать цепочку, указывающую дорогу к внедренному сотруднику. И, незаслуженно обижая хорошего человека резкой сменой настроения, повернулся, давая понять, что разговор окончен, одновременно прокручивая в голове заученный еще на инструктаже в Москве стнттюк: «Руские домой (с одним С) – значит, пятьсот метров от поворота на Мескер-Юрт, слева по ходу движения на Гудермес – контейнер с информацией».

Но старлей оказался во сто крат умнее меня, а вернее, мудрее. Он по-отечески и в то же время как-то игриво ударил в плечо, вроде толкнул,

но не отталкивая, а лишь обозначая крепкую мужскую руку с увесистым кулаком, впился в меня каким-то грустным взглядом и с тяжелым вздохом, как будто прощаясь навсегда, произнес:

– Давай хоть пару человек с тобой отправлю. Понимаю твою секретность, но за тебя, дурака, страшно, а мальчишки молодые, даже не поймут… – И, как бы уговаривая, с надеждой добавил: – Подумай!

У меня подкатил к горлу ком, перехватило дыхание от такой искренней заботы совершенно незнакомого человека, с которым даже не успели по-человечески познакомиться.

– Спасибо, брат! Спасибо! Не надо. Извини, но если что, то пацаны не помогут, а грех на душу брать не хочу, да и ты себе не простишь. А я надеюсь, отработаю быстро и выберусь к вам. Ты, кстати, дай команду сразу не палить из всех стволов по кустам, я ведь как раз из «зеленки» возвращаться буду. – И выдавив, как из тюбика, на грустное лицо неестественную улыбку, ударил ответным коротким джебом в его плечо.

– С Богом! – старлей развернулся на каблуках, поднял в прощальном приветствии полусогнутую руку с крепко зажатым кулаком и быстрым шагом направился к своим бойцам, оставив меня работать.

* * *

На появившуюся глубоким вечером на торце дома напротив временного отдела милиции города Аргун корявую надпись «Руские домой» все отреагировали абсолютно по-разному: кто-то вскипел праведной яростью, готовый прикончить наглеца, кто-то испугался – не дай Бог, что после этого что-то случится, кто-то даже восхитился смелостью писавшего, и только я обрадовался.

Эту надпись я ждал с момента назначения начальником отдела по борьбе с организованной преступностью ВОГОиП в Чеченской Республике. Она как «черт побери» для турецких контрабандистов в фильме «Бриллиантовая рука». Но только для нас это не кино, а гораздо серьезнее. Бриллианты слов «Руские домой» означают, что есть срочная информация от внедренного в бандподполье сотрудника и она дожидается меня в контейнере в условленном месте.

Нельзя найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет, но, перевернув эту мудрость, гораздо легче найти иголку в стоге сена – контейнер, скрытый в лесу от посторонних глаз, закамуфлированный под складки местности, когда на сто процентов знаешь, где и чего искать.

Вытащив плотно скрученную фотографию с пояснительными надписями на обороте, я заложил Казимиру подробную инструкцию о других средствах экстренной связи, так как повторение надписи «Руские домой» – прямой путь к провалу, и рванулся догонять группу инженерной разведки.

Внутренний порыв бегом, сломя голову, броситься из неуютного и пугающего леса, сдерживался двумя вескими причинами, одна серьезнее другой. Во-первых, надо так же скрытно, как подкрался, так же незаметно покинуть место закладки контейнера, не потревожив даже постоянных жителей – зверушек, зверьков и зверей разных мастей и предательских птиц, испуганно взмывающих вверх, обозначая присутствие чужака. Второй причиной пренебрегать не менее опасно, чем первой. В лесу мин, растяжек и иных сюрпризов, наставленных одними против других, теми против этих, этими в ответ против первых, в итоге насовали так, что сами рвутся на своих же и как месть ставят еще больше и изощреннее смертельных ловушек, усугубляя и так уже невозможную непроходимость леса.