Исповедь офицера

Новгородцев Алексей

Выбравшись на дорогу, я производил впечатление человека, вернувшегося из преисподней. Солдаты группы инженерной разведки спокойнее бы отреагировали, если бы перед ними в обнимку прошли министр обороны с президентом. Мое появление из леса, откуда одинокие путники живыми не возвращаются, ввергло их в шок, а бледно-серое от пережитого страха и нервного напряжения лицо дополняло вид ходячего покойника.

– Спиртика прими, тебе сейчас в самый раз, – подскочив ко мне и извлекая откуда-то из многочисленных карманов плоскую, видавшую виды фляжку еще с гербом Советского Союза, скороговоркой выпалил старлей, искренне обрадовавшийся, что снова видит

меня в полном здравии.

– Н-е-е-е, никак не могу, мне бы срочно в Ханкалу или хотя бы в Аргун, а там разберусь.

– С чем ты разберешься? С тобой все нормально? – посмотрел он на меня как-то подозрительно.

– Более чем, спасибо. Дай лучше связь, машину вызвать, – прижимая рукой непонятно для чего и так наглухо застегнутый карман с полученной от Казимира посылкой, внутренним чутьем осознавая, что у меня в руках такая информация, что сейчас каждая минута на вес золота.

Оказавшись в относительной безопасности, я стал беспричинно суетиться, дергаться, усугубляя и без того очевидный образ подвинувшегося разумом. В голове было какое-то опустошение, я односложно отвечал на его вопросы и в то же время бормотал всякую чепуху, мысленно убегая куда-то далеко-далеко от злополучного перекрестка.

Вдруг как-то резко стало отпускать нервное напряжение после пережитого за эти неполных два часа. А вместе со стрессом стали покидать и физические силы, как будто из меня вытащили батарейку. Навалилась неимоверная тяжесть. Я еле передвигал ноги, тащась в хвосте группы инженерной разведки, проклиная нерасторопность выехавших за мной Долгова с собровцем. А перед глазами навязчиво стояли, возвращая в совсем недалекое прошлое, бурые, в некоторых местах блестящие от еще не запекшейся крови солдатские берцы с разорванной шнуровкой и поменявшие цвет с бело-зеленого на пугающе черно-бордовый кровавые, заляпанные грязью камуфляжные штаны бойца группы инженерной разведки Сереги. Его душераздирающий крик, истошный вопль, пронизывающий до мозга костей.

– Боже! Почему они? Сопливые пацаны, некоторые даже толком не потискавшие девчонок, становятся седовласыми ветеранами, вычеркнув из жизни самые полноценные, самые бесшабашные и счастливые годы – время проб и ошибок, время мечтаний и исполнения желаний.

Убоповский «жигуленок», появился неожиданно, как, в принципе, и все в этой жизни, чего очень сильно ждешь, подгоняешь, нервничаешь, торопишь, а появляется совсем внезапно.

Долгов, сильно удивившийся, что вместо утреннего совещания он находит меня Бог знает где в полуобморочном состоянии, да еще через посыльного от вояк. Он не скрывал своего недовольства по поводу полного неведения планов своего руководителя, чьим заместителем он является по службе и другом по жизни.

Я что-то лепетал ему в оправдание, скрывая даже от него истинную цель своего появления в столь ранний час на дороге в лесу под Джалкой. В то же время я жадно искал взглядом старлея, чтобы от всей души сказать ему и его бойцам человеческое спасибо.

А старлей, наверное, и не выпускал меня из виду. Увидев рядом со мной убоповцев, он сам подошел, протянул руку и, когда рукопожатие не смогло уже передавать тех чувств, которые мы испытывали друг к другу, не разжимая руки, он рванул меня к себе и, похлопывая по спине, сжал в стальных мужских объятиях.

Долгов, не скрывая своего раздражения, грубо прервал наше прощание:

– Там Шаравин ужом вьется, отмазывая тебя. Генерал Хотин просто рвет и мечет: где начальник ОБОП?!

– А он-то откуда

узнал?

– Посыльный воин сначала в штаб прибежал, а в штабе есть твои «доброжелатели», которые не преминули заложить тебя по полной программе со всеми прилагающимися в таких случаях своими интерпретациями.

– Вот за это я и не люблю ментов, – встрял в наш разговор старлей, – хотя, чего греха таить, и в наших штабах подонков хватает.

– Не от профессии, а от человека зависит подлючесть его натуры, – вступился за правоохранителей Долгов. – А хороших ментов все равно гораздо больше, как, в принципе, и в войсках нормальных пацанов.

– А у меня из головы этот парень не выходит, солдатик твой раненый, которого мы вытащили с дороги, – находясь еще в каком-то ступоре и не успевая за ходом разговора, пробормотал я.

– Серый что ли?

– Да, Сергей.

– Отличный боец, способный, смышленый, хороший парень, его все любили. Дай Бог, врачи спасут его, сейчас вся надежда на медиков.

– И на Господа!

Долгов, понимая, что он опять не в теме разговора, вспомнил о генерале и, осознавая, что самое страшное еще впереди, поежился, представляя, какой гнев обрушится на наши головы, командирским голосом, не терпящим возражений, как будто начальник он, а не я, прорычал:

– Викторыч, пора! Понеслись!

Захлопнувшаяся дверца «жигуленка» сжала пространство и время, которое понеслось, не задерживая память ни на одном последующем отрезке этого сумасшедшего дня.

Осознание реальной действительности пришло, только когда я нос к носу столкнулся с генералом Хотиным, поджидавшим нас у входа в хитросплетение нагроможденных убоповских кубриков-вагончиков. Хотя выражение «нос к носу» явно не подходит к описанию нашей встречи – скорее, это было похоже на столкновение с Голиафом, где не то что до носа, у него под мышкой можно пройти, не нагибаясь. Поэтому, уперевшись прямым взглядом в зажим на генеральском галстуке, я, как можно нечленораздельнее пробормотал, что готов прийти с докладом через пятнадцать минут, в душе даже не надеясь получить этот так необходимый зазор времени.

Оказывается, генералы тоже допускают ошибки. Смерив меня сверху вниз грозным взглядом и нагоняя страха и ужаса, чтобы впредь неповадно было, используя принцип наказания, что ожидание смерти страшнее самой смерти, он прорычал, сотрясая знойный воздух над Ханкалой, как царь зверей лев своим ревом оглашает застывшую в испуге саванну:

– Через пятнадцать минут вдвоем с начальником криминальной милиции ко мне в кабинет!

Не знаю, за что Господь так милостив ко мне, выдавая авансом столько времени, чтобы из труса, дезертира, предателя, оборотня и виновного еще Бог знает в каких смертных грехах военного времени, какими успели обмазать меня в глазах генерала за время моего отсутствия улыбчивые доброжелатели, мне снова вернуть свою репутацию, причем извернуться так, чтобы ни слова не проронить о истинных целях моего самовольного исчезновения.

– Слушаюсь! Через пятнадцать минут быть в вашем кабинете, – уже забегая ему за спину и выискивая взглядом старающегося держаться подальше от начальства Скорнякова, бросился в штабной кубрик. И нисколько не ошибившись в расчетах, я нашел его у дверей штаба. О том, что это штаб УБОПа, гласила изготовленная им лично табличка, но самое главное – там была прямая связь с Москвой.

– Петрович, – заталкивая его в дверной проем и захлопывая за собой дверь, воскликнул я, – срочно связь с начальником ГУБОП!