Исповедь самоубийцы
Шрифт:
— Это ты мне доказываешь или себе? — негромко спросил Мезенцев.
Вячеслав Михайлович словно споткнулся на полуслове. Задумчиво поджал губы.
— Ты прав, отставной подполковник Мезенцев, — с подчеркнутой торжественностью произнес Самойлов. — Наше общение затянулось.
Он слегка кивнул. И тут же раздался громкий хлопок. Я почувствовала, как дернулось тело Петра, к которому прижималась. Хлопок послышался от двери, где молча стоял Игорь Викторович. Невольно взглянув в ту сторону, увидела, что Игорек держит в руке непривычной формы пистолет, с большим черным цилиндром на стволе.
И только
Тело Мезенцева боком, медленно сползало с подушки на крахмальную простыню. Глаза его были открыты, выражение лица, казалось, совсем не изменилось. Только на его мускулистой шее появилась маленькая ранка, из которой толчками выдавливалась алая кровь. Она, эта живая струя стекала на постель и собиралась в лужицы, не сразу пропитывая плотную материю.
Все это произошло настолько просто, буднично и неожиданно, я была настолько ошеломлена, что даже не вскрикнула, не забилась в истерике, что непременно должно было со мной произойти.
— Хороший выстрел, Игорек, — буднично похвалил Самойлов. — Классный.
Лишь теперь, услышав звук его голоса, я в полной степени осознала весь ужас происшедшего.
Только что человек разговаривал, спорил, что-то доказывал, только полчаса назад он меня обнимал, только два часа назад нежно и сильно ласкал меня… Всего-то ничего прошло с той поры, как он был ЧЕЛОВЕКОМ! И вот он уже не человек, а просто тело, из которого и кровь уже не течет, а только капает!
Я рванулась с кровати. Не обращая внимания на мужчин, голая, начала рыться в небрежно сваленных возле зеркала вещах. Сказать, что я искала что-то конкретное, было бы сказать неправду. Я просто судорожно перебирала все, что мне попадалось под руку, не понимая, не соображая, что же именно мне надо. Наконец выхватила из груды тряпок длинный шелковый халат, начала торопливо, суетливо, бестолково натягивать его на себя, путаясь в полах, рукавах, карманах, пришитом поясе…
— Сядь! — вдруг рявкнул Самойлов.
От этого окрика я вздрогнула и мгновенно пришла в себя. Увидела себя голой, держащей в руках скрученный едва ли не в жгут халат. И почувствовала себя такой беззащитной и беспомощной… Хотела было схватить простыню, чтобы закутаться в нее, но она была в крови…
И мне стало неимоверно жутко. Как просто эти люди убивают! Как легко и непринужденно лишают они человека права на жизнь!
6
В нос остро ударил знакомый запах нашатыря. Я попыталась резко отдернуть голову. Однако меня крепко держали. И тогда я открыла глаза.
— Очухалась?
Голос был слишком хорошо знаком. Однако доносился вроде как откуда-то издалека.
Пришлось повернуть голову в сторону голоса. Говорил, естественно, Вячеслав Михайлович Самойлов. Все так же безукоризненно одетый, в белоснежной рубашке, с жемчужной заколкой на «бабочке» под жестким воротничком, он глядел на меня, небрежно поигрывая пистолетом.
Я сидела на стульчике перед трельяжем. На кровати по-прежнему лежал Петр — его так никто не удосужился прикрыть хотя бы простыней. Игорь Викторович перегораживал дверной проход, прислонившись плечом к косяку; в опущенной к полу руке он держал оружие. А из
Все было по-прежнему. Кроме одного. У меня все в душе притупилось, даже была готова покориться происходящему.
— Ну и как ты себя чувствуешь?
Я перевела глаза на Самойлова.
— Дайте мне попить…
Признаться, я сама удивилась глупости того, о чем просила — до питья ли в такой обстановке… И при этом как-то отстраненно отметила про себя, насколько хрипло выговаривались эти слова.
— Дай Виолетте ее питья, — велел неведомо кому Вячеслав Михайлович.
Настоятельница и Игорек переглянулись. Поскольку женщина не пошевелилась, мгновение поколебавшись, к столику с бокалами и бутылками двинулся мужчина. Игорь Викторович наполнил из кувшина стакан, сделав два шага, протянул его мне.
— А ты позови сюда Светланку! — вновь, не поворачивая головы, приказал Шеф. — Вечер продолжается.
Настоятельница послушно поднялась и торопливо покинула комнату.
Я жадно, в несколько глотков, проглотила смесь.
— Виолетта, ты хорошо помнишь день, когда мы с тобой приехали в этот дом?
Вячеслав Михайлович говорил размеренно, по-прежнему поигрывая пистолетом, который вытащил из пиджака убитого Мезенцева.
Как же его не помнить? Это тот день, когда убили Хакера, когда тот же Самойлов вдруг совершенно неожиданно и сумбурно объяснился мне в любви, когда я познакомилась с Настоятельницей и после чего вот уже две недели не покидаю этот бордель… Как же его не помнить?
— Итак, ты знаешь, что это за дом и чем тут занимаются, — удовлетворенно констатировал Самойлов.
Я согласно кивнула.
— Естественно, ты понимаешь, что и здесь тоже, как и на «объекте», все комнаты снабжены телекамерами. Это очень удобно, потому что мы записываем на пленку все, что тут происходит, монтируем все это, а потом продаем через сеть «комков» как порнографию. Удобно, знаешь ли, и немалый доход приносит…
Он еще не закончил говорить, а я почувствовала, как по спине, несмотря на жару, прошелся озноб. Что еще задумал этот жестокий, безжалостный человек? Почему он вдруг заговорил про телекамеры?
А если… Мне от этой мысли вдруг стало нехорошо… А если они сейчас продемонстрируют мне запись того, как меня ласкал Петр?! Ведь это будет… Это будет вполне в стиле Самойлова: вот он, Петенька, лежит мертвый, и вот он, любимый, жаркий, в моих объятиях… Неужто у этого мафиози хватит совести сотворить такое? Коллективный просмотр этой ленты с комментариями устроить…
Не знаю, что было бы хуже: эта моя мысль или реальная картина, которая через несколько минут развернулась у меня перед глазами…
Они в комнату вошли вместе, Настоятельница и какая-то красивая женщина, облаченная в короткий шелковый халат. Она вошла, растерянно оглядываясь по сторонам, явно не понимая, зачем ее сюда позвали среди ночи.
Вячеслав Михайлович на нее демонстративно не обратил внимания, как и прежде, продолжал разговаривать исключительно со мной.
— Так вот, Виолетта Сергеевна, вам сейчас предстоит узнать некую важную тайну, о которой пока не знает никто, — с некоторой торжественностью в голосе начал Самойлов. — Понимаете? Никто!