Исповедь свекрови, или Урок Парацельса
Шрифт:
Открыла дверь своим ключом, вошла в прихожую, быстро скинула куртку. Из гостиной слышны веселые голоса, звонкий голосок Елены Камбуровой взвивает вверх свои «крылатые качели». Насчет музыкального сопровождения — молодцы, фон праздника выдерживают. Хватило ума «взрослую» музыку не включить, и то хорошо.
Заглянула в гостиную… О господи. Детский сад, старшая группа. Все ползают на коленях, собирают конструкцию черепашьего домика. Причем взрослые дяди и тети с большим энтузиазмом это делают, увлеклись. Вернее, заигрались. Детки-то, похоже, у них на вторых ролях. У Гришеньки
Сунулась в ванную, чтобы помыть руки, и столкнулась нос к носу с Ариной. Даже испугалась — что это с ней? А, понятно, телефон к уху прижала, вся там, в разговоре… В глазах туман, смотрит на нее и не видит, брови сдвинуты к переносью изломом. Что-то в этом изломе… Будто страдание какое. Потом спохватилась, мелькнула полуулыбкой, выскользнула из ванной слишком торопливо, освобождая ей пространство. И заметалась в коридорчике, как слепая птица, не зная, куда ей приткнуться со своим телефоном. Ага, в спальню пошла. И дверь за собой плотно прикрыла…
На кухне полный раздрай. На столе, в мойке горы грязной посуды, остатки торта на тарелках. Стало быть, чай уже пили. А свечи на торт для Гришеньки?! Неужели про свечи забыли? А, нет, не забыли… Вот они, обгорелые, лежат в блюдце. Что ж, надо приступать к разбору авгиевых конюшен… Или не надо? Или сами разгребут? Лучше бы, конечно, Гришеньку забрать да домой поехать, а они пусть дальше веселятся. Тем более ему скоро спать пора. Надо с Левой посоветоваться… Но где он, Лева?
— Ой, Александра Борисовна, здрасьте… — влетела на кухню Лена Потапова, раскрасневшаяся, нарядно зеленая, как бабочка-капустница. — Как вы тихо пришли, даже никто не слышал… Индейка получилась просто изумительная, рецептик дадите? А то меня Максим весь вечер пилит — ты, мол, так никогда приготовить не сумеешь…
— Дам, Леночка, конечно. О чем речь.
— Ой, мне бы такую свекровь, как вы, Александра Борисовна! Вы же чудо, а не свекровь! Да чтобы у нас так… Чтобы Максимкина матушка пришла заранее да стол для гостей накрыла… Да она скорее мою стряпню раздраконит, ей это больше удовольствия доставит! Но, как говорится, на то и свекровка… Я уж как-то к ней попривыкла. А вы общую картину портите, Александра Борисовна, создаете обидный прецедент! Получается — чем я хуже Арины? Я тоже так хочу… Я бы такую свекровь, как вы, на руках носила, честное слово!
— Значит, не любишь свою родную свекровку, да?
Хотела спросить шуткой, а выскочило довольно грустно. И Лена вмиг посерьезнела, глянула на нее с осторожностью.
— Почему? Нет, я этого не сказала… Она же мама моего мужа, этим все сказано. Если я ее не буду любить, Макс расстроится. А мне его жалко будет. Нет, что вы…
— Понятно, Леночка, понятно… Ты молодец, умная девочка, и семья у вас хорошая получилась. А где Лева, не знаешь?
— Да здесь где-то… А, наверное, он на балконе, с Ладой. Ей плохо стало, повел подышать.
— А кто это — Лада?
— Да какая-то приятельница Аринина, что ли… Из недавних, наверное. По крайней мере, я ее впервые вижу. Ой, вы извините, Александра Борисовна,
— Да, конечно…
Лена мягко скользнула к холодильнику, хлопнула дверцей, выскочила из кухни, держа добычу за серебряное горлышко. Да, праздник, похоже, затянется надолго… Пора, пора Гришеньку увозить.
Шагнула к балконной двери, потянула на себя. Вкусный апрельский ветерок скользнул мимо, опахнул горячее лицо, и ворвался вместе с ним в кухонное пространство женский голос — напряженный, на страдальческой высоко-слезной ноте:
— Она не любит тебя, Лева! Не любит! Неужели ты сам не видишь? Ты что, слепой, да? Совсем слепой?
— Я не слепой. Не кричи, Лада.
— Я не кричу… Нет, я не кричу, я плачу, Лева! Мне же обидно за тебя, как ты не понимаешь?
— А по-моему, ты просто перепила шампанского. Вот и все.
— Шампанского?! Ты… Ты это серьезно? Нет, ты и впрямь слепой… Или так старательно притворяешься? Да неужели ты сам не видишь! Она ведь даже не скрывает… Она с этим Глебом в открытую встречается! Вон, уже битый час по телефону с ним треплется! Да что я говорю, ты и сам знаешь! И все давно знают. И про нас с тобой тоже знают…
— Замолчи, Лада. Замолчи, слышишь? Я сам со своей женой разберусь.
— С женой? Ха, с женой… Да она давно тебе не жена! А я… Я же люблю тебя, Лева… Люблю… Ты сам знаешь, как я тебя люблю! Я больше не могу так, не могу, Лева!
— Тихо, успокойся, пожалуйста. У тебя истерика. Вон, косметика вся размазалась… Хочешь, воды принесу? Погоди, я сейчас…
— Не надо мне воды! Не уходи от меня, Лева! Куда ты…
Саша метнулась от балконной двери как испуганный заяц. Сердце в груди запрыгало болезненно и звонко, полетело куда-то, как отбитый сильным ударом ракетки теннисный мяч. Нет, даже не теннисный, потому что он мягкий и сильный; ее сердце скорее похоже на маленький целлулоидный шарик, которым играют в пинг-понг. Ударили по нему — зазвенел болью…
— …Что с вами, Александра Борисовна? — нарисовалась в дверях Арина.
Сердце-шарик ударилось об ее твердый взгляд, ринулось обратно к балконной двери, в которой уже показалась плотная фигура Левы.
— А, понятно… — саркастически усмехнулась Арина, прищурив глаза. — Это вас Лева с Ладкой напугали, да? Услышали, как пьяная Ладка на балконе отношения выясняет?
— Арина, прекрати, — раздраженно бросил Лева, хватая пальцами за горлышко бутылку минералки. — Не начинай, а? Прошу тебя, не при маме… И при гостях тоже не надо… У нас сегодня праздник, день рождения нашего сына, ты не забыла?
— Да я-то как раз не забыла. А вот ты, похоже, забыл. Что, не могли в другом месте определить, кто кого больше любит? Обязательно это надо на нашем балконе выяснять? Хотя бы матери своей постыдился. Вон, на ней лица нет.
Саша открыла было рот, чтобы хоть что-то сказать, чтобы прекратить это… Это безобразие, эту неправильность, этот стыд… Разом прекратить, одним словом! Только бы найти его, это спасительное слово, срочно придумать! Может, крикнуть на них, топнуть ногой, заплакать, наконец?