Исповедь свекрови, или Урок Парацельса

Колочкова Вера Александровна

А как Леву-то она быстро охолонула! Иди, говорит, извинись, или я уйду! И голос такой твердый, главное, как у зрелой сильной женщины. Вот тебе и Наташка, вот тебе и растянутый свитер да брезентовая котомка за плечами! Вот и пойми да разгляди их, нынешних молодаек…

Солнце, уходя за горизонт, решило блеснуть последним лучом, и вспыхнули красным ягодным огнем рябины в сквере. Красиво… И над головой у нее — ветка рябины, склонилась почти к лицу. Протянула руку, сорвала ягодку, сунула в рот… Горькая. Обманная на вкус красота. Впрочем, так

и в жизни чаще всего устроено — где красиво, там горько. И наоборот… Вот как с Наташкой, например…

Слезы снова опасно зашевелились внутри, хлюпнула носом, нащупала носовой платок в кармане ветровки. Хотя черт с ним, с носовым платком. Уж реветь так реветь, столько, сколько захочется, до полной разрядки. Видимо, такой день сегодня… Ничего, пусть слезы бегут, и глаза лучше не трогать, иначе веки потом распухнут, покраснеют…

— Извините, женщина… Я могу вам чем-то помочь?

Вздрогнула, выпрямила спину, все-таки сунулась в карман за платком. Как это она не заметила, что рядом на скамью мужчина сел? Вот разнюнилась, расслабилась… Неловко получилось. И лицо зареванное, не повернешься.

— Нет, спасибо за участие, но мне ничего не нужно, — сказала Саша недовольно, отворачивая лицо в сторону.

— Но у вас явно что-то случилось… Я же вижу!

— Послушайте, мужчина… Оставьте меня в покое, а? Ну, пожалуйста… Шли мимо и идите себе дальше…

— Хорошо. Извините, я не хотел вас обидеть. Я просто помочь хотел.

Вздохнул, поднялся со скамьи, позвал тихо:

— Ванда, ты где? Иди сюда, пойдем, дорогая. Не надо, не приставай к этой милой собачке… Да, я понимаю, что тебе с ней подружиться хочется, но пойдем…

Саша вдруг напряглась, и сама не поняла, от чего. Оглянулась назад, поискала глазами Мушку. Это про нее, что ли, мужчина сказал — милая собачка? Про злюку Мушку с ужасным характером? Хотя не это ее растревожило, нет, что-то другое…

— Ванда, идем! Иначе сейчас поводок нацеплю! — строго проговорил мужчина.

И вспомнила! Ну конечно же, Ванда! Это ж та самая Ванда, раненная шариковой ручкой в неравном бою! А хозяин ее, стало быть… Да, это он, теперь точно вспомнила…

— Мужчина, постойте! Постойте, не уходите, пожалуйста! Это ведь вы, да?

— В каком смысле — я? — уставился немного оторопело.

— Ой, да как же? Помните, мы с вами за девочку вступились, которую за гаражами истязали? А Ванда ваша от шариковой ручки пострадала! Неужели не помните?

— Да помню, конечно… Как такое забудешь! Извините, я вас не узнал…

Подошел, сел на скамью, вгляделся в ее лицо, неловко пожал плечами.

— Да я вас тоже не узнала! Нам тогда недосуг было в лица друг другу смотреть, правда? А сейчас вы произнесли — Ванда, и я сразу поняла, что это вы… Значит, успели добежать до ветеринарной клиники?

— Да, успел… Я же кровопотерю тогда остановил, благодаря вашему шарфику, кстати. А рану Ванде зашили, видите, восстановилась после ранения полностью. Правда, прихрамывает чуть-чуть, но это

совсем незаметно. Все обошлось, в общем…

— Ой, как я рада! Я ж потом долго совестью мучилась, что втянула вас в эту историю!

— Ну, зачем вы так… По-моему, мы благое дело сделали, девочку защитили. Кстати, чем там все закончилось?

— Да ничем…

— То есть?

— А мама нашей девочки мне лекцию прочитала о нынешних правилах социума. Что не надо бросаться на амбразуру, когда тебя об этом не просят. Нынче амбразуру принято уважать, потому что из нее пулями стреляют. А где пули, там сила. А сила — это нынче наше все. Я понятно позицию мамы объясняю?

— Ну, в общих чертах…

— Вы так же считаете, да?

— Нет. Я так не считаю. Я сейчас проходил по скверу и увидел — сидит женщина на скамье, плачет. Подошел, тоже хотел броситься на амбразуру, а женщина мне ответила — идите себе мимо…

— Ой, ну я же не знала, что это вы! Кстати, чего вы все женщина да женщина! Меня Александрой зовут! Можно просто Сашей. А вас?

— Валентин Сергеевич. Можно просто Валя. Такое вот женское имя, ничего не поделаешь.

— Очень хорошее имя, мне нравится! Ой… То есть я хотела сказать… Звучит хорошо, мягко.

— Саша, и все-таки… Отчего вы плакали? Может, вам действительно помощь нужна?

— Нет. Никакой помощи мне не нужно, правда. А плакала… Да из-за ерунды плакала, как сама теперь понимаю. Так, небольшие семейные неурядицы. А в общем, все хорошо! Просто нервы уже ни к черту…

В кармашке куртки у Саши запел телефон, и Валентин, вежливо улыбнувшись, встал со скамьи, отошел в сторону. Какая деликатность, надо же. А приятно, черт возьми. Нынче отвыкли от деликатности, не до нее нынче. Под пулями-то, летящими из амбразур.

Звонила Арина. Голос в трубке озабоченный, дежурное «здравствуйте» бывшей невестки прозвучало отголоском тревоги.

— Да, здравствуй, Арина. Вы уже прилетели? С Гришенькой все в порядке? — спросила на всякий случай, чувствуя, как дробью заколотилось сердце.

— Да, Александра Борисовна, с ним все в порядке. Отдохнул, загорел, плавать научился. Я, собственно, насчет Гриши и звоню… У нас тут дела всякие срочные образовались, может, возьмете его к себе на выходные?

— Арина, ну что ты спрашиваешь! Ты же знаешь, я только счастлива буду! Соскучилась, сил нет!

— Хорошо, договорились. Сегодня у нас пятница, я ничего не путаю?

— Нет. То есть да, пятница.

— Ага… Значит, завтра с утра я вам Гришу привезу.

— Да, конечно! А хочешь, я сама его заберу? Приеду к вам утром и заберу.

— Хм… А к вам что, нельзя?

— Нет, почему… Можно, конечно… Просто я… Чтоб тебя не обременять…

— Да ладно, Александра Борисовна, понятно мне все. У Левы новая телка, да? И он с ней вместе живет у вас дома? А Ладку, значит, побоку? Я ж уезжала, поэтому не в курсе новых Левиных увлечений! Быстро у него все, однако! Меняет телок как перчатки!