Исповедь зверя
Шрифт:
Кивок извиняющейся матери, садящейся в первый ряд. Ее вид рождает вздох разочарования Алисы.
Первый аккорд снимает напряжение с нее самой и ожидание с лиц собравшейся публики.
Но на нем музыка прекращается, не успев начаться. Смятение. Непонимание. Алиса жестом извиняется. И начинает снова.
Аккорд. Остановка. Страх. Она ищет спасение в глазах матери. В них жалобное подбадривание.
Еще попытка. Снова остановка. Шепот появившегося руководителя. Взгляд на мать. Та отвлеченно смотрит в начало ряда. Незнакомец! Он
Алиса, мотая головой и отталкивая Ростислава Юрьевича, начинает снова. Музыка вновь замирает. Ропот зала перерастает в легкий гул. Ладонь у рта матери. Кивок с закрытыми глазами незнакомца – словно разрешение.
Алиса буквально вонзила пальцы в клавиатуру. Музыка перекрыла недовольство публики.
Сама она поднялась куда-то в небо, паря над парком, над его деревьями, скользя в порывах ветра, улыбаясь лучам солнца, обогнав поющих птиц, поморщилась шороху гравия под ногами знакомого ей образа, идущего по парковой дорожке. Она летела дальше, к ручью, бок о бок с ярко-зеленой бабочкой, журчащему и манящему, не обращая внимания на несколько хлопков внизу. Ручей…
Она закончила, взрывая овациями зал. Снисходительность на лице незнакомца. Опускающая телефон рука матери и ее заплаканные глаза.
Алиса все поняла сама. Она беззвучно произнесла:
–Папа…
Мать, опуская глаза, закрыла лицо руками.
Хлопот крыльев заглушает рукоплескание публики. Он улетел навсегда?
***
–Как ты? – Матвей почти беззвучно опустился в не просохший после дождя мох.
–Нормально… – Константин выдохнул, не отрываясь от бинокля ночного виденья. – Ты чего гремишь?
–Холодно в этой банке консервной… – Матвей сунул в руку товарища шоколадный батончик.
–Ребята как? – Константин пережевывал вязкую субстанцию с протеиновым привкусом.
–Мерзнут. У тебя что?
–Тихо… – Константин на секунду прекратил жевать. – Но, думаю, скоро согреемся.
Их шепот слегка звенел в морозно-вакуумной полуночной тишине лесной зоны. В особняке напротив горели ночные лампы за стеклами верхнего этажа и тусклые шары на газоне по периметру территории. За забором темнели «квадраты» машин хозяина дома.
–Может, и не будет ничего сегодня, а, Кость? – Матвей подул на пальцы, торчащие из «раструбов» кожи специальных перчаток.
–Да будет, будет… – Константин впился глазами в дом, наполняющийся звуками движения. – Всё у нас сегодня будет.
–Ну да, ты же у нас… – Шепот Матвея прервался: рука Константина легла на его рот.
Хлопок двери. Запуск двигателя. Свет фар. Автомобильная «коробка», выбравшись из-за забора, перебирая скоростями и освещая дорогу с качественным покрытием, помчалась в сторону города.
Синхронный выдох. Обоюдный беззвучный смех.
–А, ты, к Эле торопишься? – Константин хмыкнул.
–Ну! – Матвей блеснул зубами в темноте. – Извелась, наверное, вся…
Снова беззвучный смех. Блеск глаз, отражающий свет появившейся в небе луны.
–Часок
–Скажи… Давно у тебя это?
–Что?
–Ну это твое… – Матвей поделил пополам еще один батончик. – Уникальное сверхчутье?
*
Константин. Мальчиком Костя был действительно уникальным. Уникальность его заключалась в том, что он не пропускал ни одного происшествия в микрорайоне, а конкретнее, участия в нем.
Родители старались не выпускать мальчика лишний раз из дома. Травмы. Переломы. Ушибы. Местный травмпункт стал «пристанищем» для ребенка.
Костя был не только инициатором травмоопасных случаев – драки, лазанья по стройкам, спасание соседских котов. Несчастные случаи сами сыпались на него.
Прозвище «Несчастье» как-то само собой привязалось к нему.
И все-таки он был уникален! В каждом происшествии – ДТП, пожаре, драке, и прочем – Костя принимал удар на себя. Кто-то из участников мог пострадать гораздо сильнее. Костя являлся в этот момент буфером между несчастным случаем и жертвой. Это мало кто замечал. Виден был лишь результат. Все остальное можно было назвать стечением обстоятельств, сложным развитием ситуации… Для него это была закономерность.
И те, кто умел делать хоть какие-то «логически-аналитические выводы», в заключение выдыхали: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!»
«Несчастье» в роли кудрявого курносого мальчишки действительно помогало, спасало.
Все прекратилось одним холодным зимним вечером: пожар убил его родителей. В тот раз пожарные спасли Костю, вытащив его, полуживого, из объятой пламенем квартиры. Тогда они приняли удар на себя.
Костя не знал: в тот вечер его дом, в котором он прожил всю свою сознательную жизнь, охватил хаос.
Он лишь через месяц реабилитации увидел серую, с пустыми глазницами и не вписывающуюся в весеннюю жизнь микрорайона пятиэтажку.
*
Странно. Но после пожара и сопровождающего его хаоса жизнь Константина изменилась. И дело не в опекунстве малознакомой троюродной по матери тетки. Он больше не попадал в опасные для жизни ситуации. Несчастные случаи стали обходить его стороной. Нет. Его уводил от них присутствующий теперь в его жизни образ.
За доли секунд в незначительном происшествии и за четверть-полчаса до чего-то более глобального, масштабно-разрушающего.
С развитием машиностроения, IT– технологий, развалом огромной страны и вытекающих из этого войн, становлением актуальным в жизни людей такого понятия, как терроризм, вероятность попадания в опасные ситуации умножилась в разы.
Но не для Кости. Однажды он за остановку вышел из трамвая, снесенного грузовиком, управляемым пьяным водителем. Из переполненного трамвая выжили единицы.
«Передумал» идти в банк, в котором в тот день состоялось вооруженное ограбление. Клиенты банка и его служащие – все были застрелены грабителями.