Исправь меня, если сможешь
Шрифт:
– Расслабься, герой-любовник, – спокойно сказал отец. – Мойра ничего не узнает, – отец подтолкнул меня к двери.
Больничный халат на моих плечах начал спадать, пришлось подхватывать его и поправлять. За этими незамысловатыми движениями я прятал свой страх. Страх перед сложившейся ситуацией. Одно дело, когда твой родитель знает, что ты мог бы сделать и совсем другое, когда он знает наверняка об уже произошедшем.
– Ты о чём? – я поднял бровь.
Не смотря на патовую ситуации, продолжаю делать вид, что я тут совершенно не причём. Да и какой смысл менять тактику. Мир
Когда шёл сюда искренне верил, что мне плевать, сейчас смотря на человека подарившего мне жизнь, уже не так уверен в этом. Мнимая уверенность с каждой секундой всё больше и больше таяла.
– Иди.
А потом он развернулся и пошёл прочь. Оставляя меня одного. И вроде бы ничего не произошло, но у меня было такое чувство, что моя голова только что побывала в дерьме.
Стоял долго, смотрел в спину отцу и злился, сжимал руки в кулаки до боли. Как только отец свернул за угол, гулко выдохнул и проклиная свою пьяную голову, натворившую дел, нехотя отворил дверь палаты. В глаза ударил свет из окна, ослепляя. Сфокусировал взгляд спустя несколько секунд и вновь смачно выругался!
Лучше бы не приходил и не открывал эту дверь.
Анжела сразу же подняла на меня глаза, будто бы знала, что я приду. Никогда не замечал насколько у неё глубокий цвет глаз, необычный, не такой как у всех. Она носит очки, а сейчас без них, я чётко помню, что она их носит. Может быть, поэтому я заметил их цвет, ведь стекло искажает, не так ли?
Застыл на пороге, даже не представляя, что мне сейчас делать. На самом деле, представлял, точнее не представлял, а надеялся, что она в истерике вышвырнет меня из палаты, и на этом я смогу со спокойствием снять с себя это бремя. И самое приятное со спокойно душой и с чувством выполненного долга вернуться восвояси, но вместо этого она прошептала:
– Я знала, что ты придёшь. Проходи.
Скрежет стекла по металлу!
Чёрт!
На прикроватной тумбочке стоял стакан с водой и полуторалитровая бутылка. Я бросил взгляд именно туда, так как на девушку мне было тошно смотреть. Что сказать ей, что просить? Зачем я вообще пришёл к ней?
Молчание угнетало нас обоих. Анжела молчала, не знаю о чём думала она, но я с ума сходил от самобичевания и нелепости происходящего! Как же я мог так вляпаться.
Ещё раз, посмотрев на девушку, я поправил не мешающий мне ворот рубашки. Нужно было куда-то деть глаза, руки, всё…
– Мне сказали, что ты меня звала, – вкрадчиво начал я.
Я не знал, что сказать и поэтому решил, что нужно начать именно с этого. С того самого вопроса, который меня мучил больше всего. По сути, мне было абсолютно фиолетово насколько ей сейчас хреново или наоборот. Может быть, её накачали сильнодействующими обезболивающими. Плевать, главное – знать. Мучиться в догадках – это не для меня. Винслоу со своей шокирующей новостью для меня словно кость в горле, и я намеревался вырезать её так же эффективно, как это сделали с тем бременем, что она скрывала. Думаю, что скрывала, иначе
Я мальчик из достаточно обеспеченной семьи и даже и финансовая поддержка была бы весомой. Конечно, тогда бы я получил по самые не хочу, но всё же!
Не скрываю того, что зол на неё, что, даже сейчас видя, как она устала и измучена. Всё равно виню её даже в том, что пришлось ехать на другой конец города!
– Мне сказали, что я бредила, – шепнула Винслоу, и наши глаза встретились.
Я чувствую, как напряжена каждая клеточка моего тела, в глазах застыл свинец, а в голове северо-антарктический буран. Анжела смотрит на меня убитым взглядом, словно над ней издевались несколько лет напролёт. Скорее всего, эта процедура не из приятных, да и всё равно: главное, что есть результат. И я бы посочувствовал ей, если бы наверняка знал, что я тут не причём.
В какой-то мере я чувствую себя последней тварью. Да только поделать ничего с собой не в силах. Я – такой!
– Это правда?
Спросил и замер. Спросил то, что мне было нужно. Глаза девушки заблестели и от созерцания слёз меня спасли её руки, которыми она закрыла лицо. Время потекло как вода сквозь пальцы. Сердце в груди колотилось настолько быстро, что казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Ждал и мысленно взывал к богу, чтобы он отвёл от меня беду! Понимаю, что она уже не беременна своим ребёнком, но всё же, быть в подобной ситуации замешанным, тоже не хочу!
– Да, – ее слышно прошептала она.
Меня словно громом поразило. Растерялся! Вместе с осознанием спустя мгновение пришла ярость! Неосознанно вновь сжал руки в кулаки. Смотрела на давящуюся слезами хрупкую и такую маленькую девочку и не чувствовал ничего кроме нереальной по своим объёмам ярости.
Конечно же, знала! Чёртова сучка знала и не сказала мне, что он был от меня! Неужели хотела объявить об этом на моих «похоронах»?
И ещё один уточняющий вопрос:
– То есть, это было от меня?
После слова «это» Анжела едва ли не задохнулась от злости, отняла руки от лица и пронзила меня взглядом. Вот уж не ожидал, что она может вскипеть так: в ней есть страсть, но уж очень глубоко, и раскрывать её тщательно закопанный потенциал я не намерен… Я увидел ненависть в чётком контрасте с болью. Глаза на короткий миг вспыхнули, но вскоре безжизненно погасли, словно так и не набрав должной силы. Я буравил её взглядом, мысленно подталкивая к ответу.
– Это был плод нашей любви, – собравшись с мыслями, ответила девушка, всё ещё не веря, что я так холодно выяснял подробности.
Я вскинул бровь, искренне посчитав, что она не в своём уме. И дальнейшие пытки излишни – мог бы подумать так, и это было бы верно, но не подумал и продолжил с новой силой. Я не знаю, зачем я сказал ей все это, почему на несколько минут, та часть мозга, что отвечает за сочувствие «ближнему своему», отключилась. Я практически задрожал от гнева и перестал отдавать отчёт в собственных действиях: неведомая сила заставляла меня рубить не только головы, но и разбивать ко всем чертям всю хрупкость души этой девочки.