Исправить все. Мирриэль
Шрифт:
– Ты совсем пьян, Инар...
– Да, - отвечаю я.
– Я пьян твоим присутствием, твоей близостью, запахом твоего тела, манящей сладостью твоих губ, непознанным блаженством твоего тела. Я не могу себе представить, как можно сдержаться и не прикасаться губами к тебе, когда ты так близко...
Я приподнимаюсь на локте и смотрю на нее, сдерживаться я больше не могу и припадаю губами к ее шее, покрывая ее поцелуями. Теряя контроль над разумом, я отдаюсь во власть страсти. Она не противится, я чувствую, что ее влечение тоже растет с каждой минутой, с каждым поцелуем, с каждым прикосновением. Но стоит мне прикоснуться к ее груди, как вместо вздоха наслаждения я слышу тихий, но очень злой шепот.
– Остановись, Инар. Достаточно! Не заставляй меня доставать нож.
Я отступаю в растерянности, сажусь на мягкий ковер. Она тоже поднимается и поправляет рубашку.
– Это не должно было так далеко
– Постой, - говорю я.
– Прости, я сам не знаю, что нашло на меня, видимо, я все еще питал иллюзии, что ты можешь выбрать меня. Но... ты четко дала мне понять, что этого никогда не случится, обещаю, больше не пытаться. Я буду держать себя в руках. Мир?
Она делает несколько глубоких вдохов, видимо возвращая себе самообладание, а потом улыбается.
– Хорошо, Инар. Мир. Только больше никогда...
– Я все понял, - согласно киваю я, открывая бутылку с вином смешаным с зельем забытья.
– Выпьем за примирение!
Я наливаю ей полный бокал, такой дозы должно хватить на день так точно. Весь день она будет в моем распоряжении, в моей полной власти, а если мне не хватит дня, то следующую дозу, она выпьет безропотно, пока еще будет действовать прошлая доза, главное не упустить время. Главное, чтобы она осушила этот бокал.
Она принимает вино с улыбкой.
– Инариэль, я люблю тебя как брата, пускай же все так и остается.
– Пускай, - соглашаюсь я.
Она выпивает бокал без тени сомнения. И сразу же, едва она допила последний глоток, начинает действовать зелье. Бокал выпадает из ее рук, я едва успеваю его подхватить одной рукой, другой рукой я уже держу ее обмякшее тело, и нежно укладываю ее на подушки. Дело сделано, через несколько минут она придет в себя, но будет уже другой, не строптивой, а послушной, каждому моему слову. Я жду несколько минут с нетерпением. И когда она открывает глаза все еще боюсь, что зелье может не подействовать, но мои опасения напрасны. Она изменилась. В ее глазах уже погас огонь, вместо двух бездонных озер на меня смотрят другие серые и пустые глаза.
– Любовь моя, - шепчу я.
– Иди же ко мне, я так долго ждал этого.
Она безропотно принимает мои ласки и отвечает на них, так, как и должна отвечать истосковавшаяся по нежности женщина. Я снимаю с себя рубашку.
– Раздевайся, любовь моя, больше нет препятствий, мы можем любить друг друга до изнеможения, а когда устанем, уснем в объятиях друг друга, чтобы, проснувшись, продолжить.
Нежная, покорная, отзывчивая, мягкая и податливая, такая о которой можно только мечтать. Моя мечта воплощается здесь и сейчас. Несколько часов я наслаждаюсь обладанием той, о которой мечтал столько времени. О, какие это были часы! Она засыпает в моих объятиях. А мне в голову лезут мысли о том, что говорят, плохо, когда твоя возлюбленная становится лишь твоей тенью, видимо, те кто это говорил, никогда не пробовали какого это на самом деле. А это чудесно, стоит лишь намекнуть, и она спешит исполнить все твои самые потаенные желания, без споров и излишних разговоров, стоит только высказать пожелание, и оно исполняется. Это блаженство.
Нет, теперь-то я не откажусь от этого, никогда. Я мечтал лишь о ночи, если бы она подарила мне ее по доброй воле, я бы потом просто исчез, но она заупрямилась, как обычно, решила проявить свой характер, так вот это тебе, моя дорогая, расплата, теперь ты будешь моей, пока я сам не решу, что с меня довольно. А заполучив безграничную власть над тобой, я получаю и доступ к власти реальной, теперь ты введешь меня в совет, и все будут вынуждены прислушиваться к моему мнению, слетающему с твоих губ. Это чудесно! Теперь все будет по-другому. Я засыпаю совершенно счастливый.
Шли дни, все происходило именно так, как я и запланировал, я уже входил в совет и принимал участие во всех решениях. Мирра послушно диктовала всем мою волю, а никто так и не догадался, что происходит. В ее поведении на людях не изменилось почти ничего, она и до этого была достаточно нелюдима, так что абсолютное большинство ничего и не заметило. Что-то заподозрила Энель, но после того как Мирра поговорила с Каленом и сказала, что решила расстаться с ним, так как устала ждать, и полюбила другого, даже шпионка оставила попытки разобраться и приняла все как должное. Командор переживал некоторое время, я видел это. Но шло время. Дни складывались в недели, недели в месяцы, и он смирился. Все чаще я видел его в обществе Ищущей, все меньше
Шло время. Я никогда не думал, что слепое повиновение может так раздражать. Я не могу с ней разговаривать, она лишь кивает и со всем соглашается. Это уже просто бесит. Не могу ее видеть! А она никак не угомониться все лезет ко мне со своей навязчивой лаской и потаканием любым моим капризам. Стараюсь поменьше находиться рядом с ней, уж слишком это все, раздражает. Несколько дней назад я даже ударил ее по щеке, когда она хотела меня поцеловать, а она лишь отодвинулась и сказала, что подождет, раз я сейчас занят. Бесит все. Нет, я не мог так бездумно любить такую женщину, это не та женщина, совсем не та. А где та? Ах, да, она осталась в пещере на плато, пригубив вина смешанного с зельем. Вот ту женщину я любил, она готова была дать отпор, сопротивляться, отстаивать свое мнение, драться и цепляться за жизнь даже зубами, если потребуется, а эта что? Ее жалкое подобие, кукла, безвольная и безропотная игрушка в чужих руках, о, демоны, в моих руках. Что же я наделал? Кален не выдержал таких испытаний и вновь стал принимать обат, Кара воспользовалась его слабостью и теперь они все ночи проводят вместе, но утром, командора не узнать, его будто иссушили изнутри, он опустошен и подавлен. Все замечают, что он теряет здравый смысл, Кара уже говорит о неизбежном финале. Скоро они уйдут. Уйдут вдвоем, а вернется только она. Одна. И все это из-за меня? Из-за моего желания обладать женщиной, которая выбрала другого? Кто я после этого? Из-за меня мир лишился отличного полководца и единственной Хранительницы, которая была способна спасти его. Каким же я был дураком. Моя слепая страсть, погубила не только Мирриэль, но и Калена, да и что там греха таить, весь этот мир, ведь без них... Никто не сможет противостоять Красному дракону, который уже вырвался из своих оков и совсем скоро будет здесь, под Лорингом. Мы собираемся дать решающий бой, но без моих четких команд Мирра не будет способна ни на что, а я... боюсь я не готов к схватке с древнейшим злом. Что же делать? Я получил, все чего хотел, так может просто ее отпустить? Такая она, мне совсем неприятна, пусть возвращается, становится прежней, а я просто уйду. Она не должна ничего помнить, так что... все должно пройти тихо и гладко. Решено. Действие этой дозы должно окончится ближе к рассвету, нужно отвести ее в старый домик лекаря, пусть проснется там, словно и не было ничего, а дальше... Дальше все как-нибудь тоже сложится, так или иначе...Да, пусть так и будет.
Я прощаюсь со своей игрушкой, когда утром она проснется, она будет прежней, я уже начал забывать, какой она была и почему я ее любил, но она не будет помнить ничего, начиная с первой дозы зелья, так что никаких претензий ко мне не будет. Я укладываю ее в постель и приказываю засыпать. Она в последний раз послушно закрывает глаза. Все закончилось. И я тоже отправляюсь спать. Завтра будет новый, другой день, день в котором все встанет на свои места.
Еще до рассвета затрубили рога. Тревожно, громко. Что-то случилось. Выбегаю на улицу вместе с остальными. Люди толпятся у одной из вышек, голосят и причитают селянки, хмуро смотрят по сторонам солдаты. Что там еще случилось, неужели наступление? Но нет, никто не командует построение, не слышны горны, призывающие к обороне. Пробиваюсь сквозь толпу ловя бессвязные слова: "Она сама" "Не было никого рядом" "Так ее и нашли". Почему-то становится дурно, замирает сердце в предчувствии непоправимой беды. Выбиваюсь вперед и замираю. Снег растаял от пролившейся на него крови. Много крови. Очень много крови. В этом алом месиве лежит тело, до боли знакомое тело. Тело, которое я знаю, лучше, чем свое, тело, которое я ласкал тысячи раз. Это она, то что осталось от нее. Но что случилось? Над телом, припав на колени, склонился командор. Рядом стоит Кара.
– Что случилось?
– не выдерживаю я.
– Она, сбросилась с вышки. Сперва разрезала себе вены, а потом бросилась вниз, истекая кровью, чтобы уж наверняка не выжить. Она все рассчитала, спасти ее было невозможно. Когда нашли тело, она уже была холодной, - командор говорит спокойно, но я слышу боль в его голосе, в каждом слове - отчаяние.
– Когда она выбрала тебя, я смирился, решил, что так будет лучше для нее, я пытался забыть... забыться, но теперь... теперь все кончено. Не только для нее, для меня. Осознание, что она живет, дышит, что она счастлива, давало мне сил, но теперь... ее нет... не имеет значения больше ничего... пустота в душе, боль в сердце... невыносимо больно... я сходил с ума, но надеялся, что она продолжит наше дело, что она будет жить... Теперь я бы хотел, чтобы мой рассудок был затуманен, но как назло, я все вижу и все понимаю, четче, чем в последние месяцы. Ее больше нет... Прости, Кара. Я никогда не любил тебя, я никого не любил кроме нее... Я просто пытался забыться... это плохо получалось...