Исправитель. Книга 1. Первомай
Шрифт:
– Я могу рассчитывать, что всё произошедшее останется в тайне?
– Естественно, – подтвердил я. – Я не болтливый и не слишком любопытный.
– Это хорошие качества. Мужские.
Мы вышли в прихожую.
– Сашенька, – улыбнулась мама Эллы. – Большое вам спасибо. Вот возьмите, это торт и шампанское. И вот, мимозу ещё. Бабушку с праздником поздравите, а то вы ведь сегодня не успели ничего купить.
– Спасибо, – улыбнулся я. – Действительно, вечер уже.
Блин, встречу с бабушкой я не планировал.
– Забегай, когда в Москве будешь, – пожала плечами Элла и подмигнула, возвращая моё собственное подмигивание.
Она сложила руки на груди, отчего тонкая ткань футболки натянулась, чётко обрисовывая острые шишечки на её выпуклостях. Я усмехнулся. Хороша злодейка.
– Ладно, забегу. Ты смотри, больше не попадайся в лапы к бандитам.
– Теперь с ней всегда мой человек будет ходить, – хмуро заметил её отец.
– Ну, папа! – возмущённо воскликнула она, резко поворачиваясь к отцу.
Я едва заметно усмехнулся. Про судьбу Толоконникова и его подельника я не спрашивал. Тут мне было всё более-менее понятно.
Ребята Кофмана довезли меня до Ленинградского шоссе. До того места, где, собственно, всё и началось, до сто двенадцатого дома дробь один, корпус один. На лавочке у подъезда сидел понурый человек. Я остановился и присмотрелся, потому что он показался мне смутно знакомым.
Надо же, это был тот самый бомж, которого не так далеко отсюда прессовали патрульные. Усталый, пыльный и несвежий.
– Здорово, отец, – кивнул я, присаживаясь рядом с ним. – Ты чего здесь мёрзнешь сидишь? Ты кто?
– Я? – осклабился он. – Бывший интеллигентный человек. БИЧ.
– И чего тут делаешь? Бичуешь?
– Бичую. Чего мне ещё делать. А ты кто?
Я поставил коробку с тортом рядом с собой, положил букет, откинулся на спинку и втянул свежий, слегка морозный московский воздух. Советский. Советский воздух. Бодрящий, наполняющий энергией и оптимизмом. А оптимизма в моей жизни давно уже не хватало…
– Хороший вопрос, – покивал я. – Только отвечать больно долго.
И не известно что.
– Пока сам себе не ответишь, кто ты есть, будешь болтаться, как говно в проруби.
– Или я хороший человек, или оно все-таки тонет, – усмехнулся я.
– Юморист, – прохрипел растянулся в улыбке бич.
– Ну, типа, – согласился я. – Я много кто так-то. Например, десантник, которому в восемьдесят седьмом полноги оторвало. Подойдёт такой ответ?
Он поморщился.
– Мне всё подойдёт. И что ты без ноги делал в своём восемьдесят седьмом?
– Бухал, батя. Крепко бухал.
– А потом?
–
– Хех, – усмехнулся бомж, – эк завернул. В бизнес.
– Точно.
– Так щас учитель, что ли?
– Нет, пристроили в телевизор. Когда из школы попёрли. Не сразу, правда, ещё всякое другое было.
– Всякое – это да…
– Точно… Сначала редактору помогал, потом стал сценарии писать. В группе товарищей. А теперь вот вообще самостоятельно.
– И чего, не нравится что ли?
– Да как сказать… Грех жаловаться. Зарплата нормальная…
Надо было зайти в подъезд и подняться туда, где стоят софиты. Если это был «портал», я мог вернуться обратно в своё время. А что, сгонял типа в командировку, спас барышню, можно и назад идти. В одиночество и… как вот этот бич, практически…
– А жена, дети? – спросил тот, обдавая меня запахом «керосина».
Я ничего не ответил.
– Бросай ты свой телевизор, – махнул он рукой. – Лучше нормальным делом займись. Чтоб по-настоящему, а не эта… иллюзия.
– Как ты?
– Ну, хотя бы.
– Послушай, философ, тебе сколько денег для нормальной жизни надо?
– Червонец, – не задумываясь ответил он.
– А если хорошо подумать? Дай простор фантазии. Чтобы паспорт справить, не забухать, а новую жизнь начать. Работу найти. Не размышлял ты над этим?
– Сто рублей, – так же быстро ответил он.
Я запустил руку в карман и, не считая, вытянул несколько сотенных.
– Держи. Только не пропей. На дело потрать.
Он взял, хмыкнул и, не глядя, засунул деньги в карман.
– И ментам не попадайся. Отберут.
Бич кивнул.
– А ты, – прохрипел он, – определись, чего хочешь. Откуда ты и куда идти думаешь. Определись, сынок. Где свои, где чужие. Без этого никак. Пропадёшь без этого. Хотя, всегда ведь в бичи можно податься, да?
Он криво улыбнулся и встал с лавочки.
– Сейчас, кстати, какой год на дворе?
– Две тысячи двадцать четвёртый, – ответил я.
– О! – удивлённо покрутил он головой. – Новый век наступил, а я и не заметил. Благодарствуй, добрый человек, за презренный металл и за щедрость. Если чего надо, обращайся, я всегда поблизости ошиваюсь.
Повернувшись, бич поднял воротник и поплёлся в сторону арки, а я вошёл в подъезд, поднялся по трём ступенькам и нажал кнопку. Новенький, незагаженный лифт довёз меня до верхнего этажа. Я вышел и подошёл к последнему пролёту, ведущему на площадку, туда, где был выход на крышу. И туда, где наши телевизионщики оставили свет и портфель с деньгами.