Исправляя ошибки
Шрифт:
Однако Лее было известно, что некоторые приближенные Верховного канцлера желали бы поскорее избавиться от пленника. Расправа неизбежна, утверждали они. Только такую ответную реакцию и мог вызвать произвол, учиненный Терексом и его штурмовиками на улицах Тида. А кроме того, Лайам Викрамм должен был знать, на что он идет, когда предпринял попытку шантажировать Сноука. Главе государства необходимо отвечать за свои слова, и за угрозы, содержащиеся в этих словах. Нельзя угрожать жизни заложника, если на деле вовсе не собираешься убивать его.
С этим доводом, несмотря на то, что он даже со стороны
Основная часть сената настаивала на соблюдении демократических принципов даже в этом исключительном случае. Если правда, что пленник — ученик Сноука, на чьем счету случаев террора многократно больше, нежели у Терекса и у любого другого военачальника Первого Ордена (за исключением разве что Хакса, бывшего командира «Старкиллера» — ничьей крови Республика не жаждала теперь так, как его), стало быть, решение о судьбе Кайло Рена следует предоставить военному суду. Именно так. Трибунал — поскольку совершенные Реном преступления характеризуются как «военные». Хотя сам он никогда не носил погон и не имел офицерского звания, он все же обладал реальной властью над солдатами и побуждал их расстреливать мирное население. А значит, целесообразно предоставить окончательное слово новому военному совету, что сенаторы и сделали, предпочтя умыть руки.
Но что, по сути, означает суд? Милостивую пытку. Мучительную отсрочку неизбежного, поскольку власти Республики располагают достаточным количеством доказательств, что Дантуин, Ованис, Джакку и Такодана — по меньшей мере, эти четыре случая нападения на гражданские объекты и жестокого их уничтожения произошли по инициативе Рена. Если покопаться, можно добавить к скорбному списку разрушение храма джедаев на Явине и многократные примеры жестокого обращения с пленными, демонстрируемого Первым Орденом и Кайло Реном, как его частью. Всех этих обвинений с лихвой достаточно для вынесения смертного приговора.
К тому же, это — тяжкое испытание для самого Бена. Пристальное внимание общественности, осуждающие взгляды и бесконечные вопросы судей сами по себе будут для него хуже, чем даже самый пугающий итог.
Лее потребовалось несколько минут, чтобы собраться и приготовиться к одному из самых ужасных действ в своей жизни прежде, чем генерал решилась возвратиться в зал для заседаний.
Однажды ее саму приговорили к казни — об этом пленнице, тогда еще совсем юной девушке, объявил гранд-мофф Таркин на «Звезде Смерти». Но даже тогда ее сердце так не холодело и не замирало от ужаса.
Еще около часа члены совета дискутировали, теперь уже не так оживленно, как в начале — быть может, лишь по причине усталости, накопившейся к концу дня, а может, все-таки потому что понимание ответственности за жизнь пленника — за единственную, конкретную человеческую жизнь — взывало к их сознательности и требовало не поддаваться легкомыслию. Роль палачей — это всегда неприятная роль. Обязанность разума перед природой — противиться смерти как явлению, даже если эта смерть необходима.
Участники совещания глухо обменивались друг с другом короткими фразами, стремясь выразить только основную свою мысль, но воздержаться от какой-либо личностной оценки сложившейся ситуации:
«Как можно отказаться от единственного, быть может, шанса
«Мы — не дикари, чтобы вершить самосуд».
«Нельзя подрывать основы демократического строя, руководствуясь примитивной жаждой мести».
«Именно этого враг от нас и хочет».
«Не забывайте, что Первый Орден расстрелял пленников без суда и следствия!»
«Мертвым теперь уже все равно…»
Сопротивление в лице Акбара, как и предполагала Лея, оказалось солидарно с нею. Но мнения прочих членов совета разделились.
Наконец, канцлер, досконально выслушав каждого, встал, чтобы призвать совет к голосованию, потому что в ходе дебатов какого-то единогласного решения так и не наметилось.
Через пять минут (голосование было открытым, что существенно сократило время его проведения) с незначительным, но все же перевесом — в два голоса — вердикт был вынесен: трибунал. Самое очевидное решение, призванное послужить компромиссом между Сопротивлением с их твердой позицией, подразумевающей милосердие и попытку убедить пленника сотрудничать, и теми, кто стоял за немедленное отмщение.
Разумеется, правосудие — вещь достаточно гибкая. Оно допускает определенные оговорки — текст, вынесенный в скобки, написанный мелким шрифтом, который то ли существует, а то ли нет. И нынешний случай отнюдь не исключает возможности обоюдно выгодной договоренности. Викрамм хотя и не озвучил это напрямую, потому что говорить о подобных вещах прямо не полагается, тем более на официальном заседании, однако намекнул достаточно отчетливо, что Республика готова пойти навстречу пленному юноше, если тот раскается во всем, что совершил за годы службы в Первом Ордене и поможет восторжествовать справедливости. «Потому что правосудие не кровожадно по своей сути, и ни при каких условиях не может служить способом для мести, — подчеркнул канцлер. — Это, прежде всего, способ обезопасить народ Республики. Если магистр Рен на деле докажет, что больше не представляет угрозы, какой прок нам убивать его?»
Лея тотчас угадала, что за горой эвфемизмов, изысканных, витиеватых высказываний скрывается обыкновенное предложение сделки: «Если мальчишка расскажет то, что знает, мы сохраним ему жизнь». Вернее, «я сохраню ему жизнь», поскольку, как бы громко глава Республики не разглагольствовал о демократии и о важности народного мнения, всем ясно, что именно его решение является тут определяющим.
На майора Диггона возлагалась обязанность сообщить обо всем самому Рену, а также проследить, чтобы тот без происшествий был переведен в правительственную тюрьму на Центакс-I, еще одной луне Корусанта, как только его здоровье это позволит.
Дождавшись генерала Органу у выхода из зала, Викрамм поглядел ей в лицо и печально вздохнул.
— Вы видели, Лея, я сделал все, что мог…
Та в ответ смерила его взглядом, полным неприкрытое отвращения. Человека, стремящегося совершать подлости, можно и даже полагается ненавидеть; но тот, кто стремится совершать подлости, не обладая элементарной смекалкой обманщика, заслуживает только отвращения — и ничего больше.
Пожалуй, когда-то из Лайама, тем более под крылом канцлера Мотмы, мог бы выйти человек. Но в силу непонятных обстоятельств он превратился в безвольную и бесстыдную тварь.