Исправляя ошибки
Шрифт:
Оглядываясь назад, Органа видела сплошные неоконченные тропы, узкие извилистые дорожки, уходящие в пустоту: бывшая принцесса Альдераана, так и не ставшая королевой; бывшая сенатор, так и не сумевшая возглавить правительство; бывшая героиня Альянса, отошедшая от дел в самый решающий момент из-за своей влюбленности, а потом — из-за своей беременности; бывшая глава Сопротивления, не успевшая привести своих друзей к победе; наконец, бывшая подруга жизни генерала Хана Соло, так и не сделавшаяся его женой… сколько нереализованных возможностей, сколько времени, потраченного впустую!
Теперь перед ее глазами
Признаться, Люк не ожидал такого. Внезапность этой просьбы заставила его чуть заметно свести брови, придав своему лицу неуместно суровое выражение, и тщательно прислушаться к чувствам сестры, чтобы убедиться, что та не обманывает себя, и что озвученное ею решение принято не от одной только безнадежности.
Но когда он понял, что движет Леей, взгляд его просветлел.
— Ступай-ка за мной, — сказал он и двинулся в направлении ангара.
Они поднялись на борт «Нефритовой сабли», которая теперь стояла в запустении, и прошли в каюту Скайуокера.
Немного покопавшись среди вещей, магистр извлек то, зачем они с сестрой сюда пожаловали.
Увидав знакомую рукоять сейбера, которую протягивала ей металлическая рука Люка, Лея едва не лишилась чувств. Отцовский меч. Тот самый, что собрал Энакин Скайуокер в период своего ученичества и с которым прошел всю войну; тот, что многократно терялся, но всегда возвращался к своему владельцу. Меч, который был потерял Люком на Беспине вместе с правой кистью, и который нашелся спустя тридцать лет. Та девочка, Рей, забрала этот меч с собой на Ач-То; она провезла его на борту «Тысячелетнего сокола» в последнем полете прославленного судна и успела, выходит, передать реликвию в руки Люку.
Это — тот самый меч, что оставил шрам на лице Бена. И теперь Лея смотрела на фамильное оружие, принесшее ее семье столько славы и столько боли, в глубочайшем замешательстве. Казалось, судьбой этого меча руководят неведомые, мистические силы.
Она чувствовала, как потаенная сущность старого сейбера тянется к ней — а вовсе не к Люку. И осознание этой истины повергло Органу в невероятное смущение.
— Это… — она говорила, едва ворочая языком, который внезапно онемел и почти отказывался слушаться. — Это — твой меч, Люк…
— Это — меч Энакина Скайуокера, — возразил тот. — Мы оба являемся детьми Избранного и его наследниками. Я знаю, что Маз Каната собиралась передать этот сейбер тебе в руки. Возможно, она потому и отдала его тому парнишке, беглому штурмовику. Маз тонко предчувствует будущее. Она знала, что парень встретится с тобой.
Ему достаточно было прикоснуться к мечу, чтобы понять все это. О намерениях былой владелицы – или только хранительницы? – ему поведала едва уловимая теплота, сохраненная металлом. След чужой энергии, такой легкой и такой живой.
Лея все еще растерянно хлопала глазами. До сих пор она упорно избегала жребия Скайуокеров, но сейчас судьба вновь стояла рядом с нею, лицом к лицу. Так близко, только протяни руку и возьми…
— В любом случае, если ты собираешься изучать науки джедаев, тебе понадобится меч, — философски заметил Люк. — Когда-нибудь ты соберешь свой, как я собрал свой. Но пока ты не готова, используй меч отца,
Лея нерешительно коснулась края металлического, с вкраплениями пластика, цилиндра. Она старалась, как могла, прогнать сомнения, однако испытываемые ею в этот момент чувства все еще были болезненно двойственны. Происходящее сейчас выглядело, будто продолжение недавней молитвы, которая столь неожиданно наполнила ее уста и ее сердце. Возможно ли, что это и означает примирение — то, о чем ее когда-то молил дух отца, и чего ее презрение и страх не сумели тогда ему даровать?
Она и теперь вовсе еще не была уверена, что ее мудрости достаточно, чтобы простить своему отцу жестокость, простить боль, которую ей пришлось вынести по его вине. Прощение — это труд, требующих невероятных усилий. Требующий изменить что-то в себе, а иной раз — изменить очень многое. Пока Лея еще не чувствовала твердой готовности к этой натужной работе над собой. Сделав первый шаг, она робела сделать и второй, потому что вовсе не была уверена, что сумеет достигнуть конечной цели. В ее мозгу искрами метались воспоминания о годах войны, в которых Дарту Вейдеру по-прежнему принадлежала лишь роль убийцы, живого воплощения страха.
Да, боль толкнула ее на мольбу; и в этот момент горького откровения вихрь чувств пробудил в ней что-то новое — что-то, что, возможно, было осознанием собственной неправоты. Ведь разве может ненависть таить в себе правду? Справедливость — может быть, однако справедливость и правда — не всегда одно и то же. Но тогда она все-таки просила не столько за себя, сколько за Бена — а значит, ее слова еще никак не могли означать полноценного согласия с прошлым.
Ее пальцы, однако, крепче сжали рукоять, интуитивно ища кнопку активации.
Наконец, ей удалось выпустить на свободу сверкающий светло-синий луч. Лея осторожно взмахнула вправо и влево.
Глядя на нее, робко совершающей первые шаги по великой стезе, Люк довольно улыбался. Он вспоминал себя самого, впервые взявшего световой меч из рук Бена Кеноби, и эти воспоминания внушали ему уверенность в себе и в Лее. Ведь если сумел он, убеждал себя Скайуокер, то и она должна суметь.
***
Первые их уроки прошли изумительно легко. Лея уверенно вспоминала то, чему Люк успел обучить ее в молодости, и легко впитывала новые знания. Ее успехи особо радовали брата еще и потому, что говорили об искренней готовности учиться, притупляя в нем еще сохранившиеся опасения, что для Леи этот шаг являлся лишь вынужденной мерой, чтобы просто заполнить зияющую рану в душе.
Но постепенно он все больше уверялся, что ошибается — и как радовалась его душа этой ошибке! Во всех действиях его сестры прослеживалась некая цель, быть может, не совсем понятная даже самой Лее, однако именно она внушала каждому ее движению особую настойчивость, становящуюся с каждым новым уроком только заметнее.
Прежде Люк обучался сам — и, как мог, обучал сестру, — при помощи старинных джедайских голокронов, однако теперь утратил большинство сокровищниц знаний, найденных среди остатков древних храмов. Почти все они находились в явинской академии в роковую ночь, и Скайуокер сам не знал, что было для него предпочтительнее — чтобы эти голокроны погибли в пожарище храма, или чтобы они оказались в руках врагов.