Исправляя ошибки
Шрифт:
— Но для этого мне придется пробежаться по твоим воспоминаниям. Я готов сделать это, но только с твоего согласия.
Генерал Органа побледнела, судорожно обдумывая предложение. Возможно ли, что пытка сознания, пусть даже максимально легкая и аккуратная, принесет ей какую-то непостижимую пользу? Это было слишком похоже на то, что проделывал Палач Первого Ордена со своими жертвами. На то, что она сама пыталась проделать с Кайло.
Люк коснулся ее щеки.
— Доверься мне.
«Ты всегда доверяла мне. Иногда больше, чем я того заслуживал. Поверь и на сей раз».
Вероятно, он не имел права просить ее о подобном.
Однако, поразмышляв
… Ребенок, едва появившийся на свет — весь красный и опухший, со следом крупной синюшной вены у переносицы, такой крохотный, что кажется игрушкой, — надрывно кричит, но Лея едва способна протянуть к нему руки. Измученная после операции, потерявшая много крови, покрытая потом, она бессильно лежит, раскинув руки по сторонам, в родильном кресле и надрывно смеется. Ее смех звучит сквозь равные, изможденные хрипы, рвущиеся из груди вместе с дыханием. Нездоровый, больше напоминающий рыдания. Она счастлива оттого, что тревоги позади, и что ее сын жив, но ее счастье граничит с безумием.
Она слышит плач ребенка и думает, что этот же самый звук — первый крик двух младенцев — был, вероятно, последним звуком, который услыхала в своей жизни их истинная мать — та самая печальная маленькая женщина из ее видений. Эти раздумья наводят ее на мысль об имени, которое следует дать новорожденному. И ей плевать, что Хан думает об этом. «Угодно спорить — роди сам», — упрямо думает она.
Наконец, акушерский дроид осторожно кладет ребенка ей на грудь. Тот, ведомый природой, быстро находит красноватый ободок материнского соска и, припав к нему губами, живо сосет, пока глаза не начинают слипаться, а щеки — раздуваться от сытости. Плач смолкает.
Новоиспеченная мать мелко дрожит, опасаясь нарушить сон малыша неуклюжим движением или даже звуком. Восторг в ее душе достигает непостижимой высоты, которая всегда граничит со страхом.
Дальнейшие воспоминания заставили Лею угрюмо наморщить лоб.
Они с Ханом решают задержаться на Кореллии еще на три месяца, пока ребенок — «маленький Бенни-Джо», как называет сына гордый отец, а по документам: Бен Джонаш Органа Соло Скайуокер — не окрепнет достаточно для межзвездного перелета. Эти дни протекают для Леи так, словно она — обычная домохозяйка и мать молодого, расширенного семейства.
Первый месяц Бен только и делает, что ест и спит. В это время обманчивого затишья его родители готовы верить, что ребенок — это легко и весело. Они строят планы на будущее, фантазируя, чему и когда обучат своего сына, иногда спорят друг с другом.
Вскоре до них доходит известие о подписании мирного соглашения между властями Новой Республики и остатками имперского флота, удалившегося в Неизведанные регионы. Эта новость тревожит Лею, которая решительно против каких-либо договоров теперь, когда победа почти в руках Альянса. Но Мон Мотма считает иначе, и Лея не решается оспаривать вслух мнение своей уважаемой наставницы. Однако в душе она представляет, каким потрясением станет решение канцлера для Люка, вложившего в эту победу больше, чем кто-либо…
К концу месяца у нее начинает пропадать молоко. Верный C-3PO с обычной для него суматошностью буквально сбивается с ног, разыскивая на станицах голонета подходящие рецепты, и постоянно поит ее какой-то горькой медицинской смесью вперемежку с травяными чаями, полезными для лактации. Но все впустую. Хан
Малыш все чаще плачет — быть может, потому, что недоедает, а возможно, из-за начавшихся колик. Почти все дети проходят через это, но никто из них не скатывается до истерики, так что успокоить ребенка невозможно ничем. В голове у молодой матери держится мысль, что всему причина — и вправду, ее беспокойное состояние, которое передается Бену. Подсознательная вина перед сыном еще больше выводит ее из колеи. Она злится на себя, на Хана — и наконец, на ни в чем не повинного сынишку. На вершине усталости и гнева, после бессонных ночей, среди постоянного детского крика у нее нет-нет да проскальзывает мысль, что лучше бы ей не рожать вовсе. Ей безумно жаль живой, орущий комочек, лежащий у нее на руках, однако нервы ее на пределе. Подумать только, она, героиня Галактической гражданской войны, не способна справиться с месячным орущим младенцем!
В конечном счете, Бен вовсе перестает спать в кровати. Теперь он засыпает только на руках, и тут же просыпается, если попытаться переложить его на свое место. Сутки напролет Лея лежит с ним в кресле-качалке, тщетно пытаясь накормить грудью, или сажает его в тканевую перевязь.
Обстановка в их семье стремительно накаляется. Счастье уходит от них, как вода из лодки с пробитым днищем.
Хан тоже на взводе. Иной раз он говорит такие вещи, которые при ясном уме не сказал бы ей ни за что: «Какая ты мать, если не можешь успокоить ребенка?» или тем паче: «Ты не хотела его, и Бенни это чувствует». Однажды во время очередного скандала Хан впервые упоминает в сердцах «гены Вейдера». Будто нарочно, он ставит ее в такие условия, чтобы она оправдывалась. Лее это кажется унизительным.
— Только потом я поняла, что всему причиной, возможно, была особая чувствительность к Силе, — тихо сказала генерал Органа, не приоткрывая век и не разрывая мысленной связи с братом.
Маленькому ребенку мир казался слишком ярким, шумным и пугающим из-за его дара. Но тогда она и подумать не могла ни о чем подобном. Чувствительность к Силе, джедайские способности — ей ли, молодой, измученной матери нервного подрастающего карапуза размышлять об этом? Она не желала замечать странностей сына, упорно твердя себе, что ее ребенок такой же, как другие. Однако, видя на улице прочих детей, сладко дремлющих в колясках или внимательно изучающих мир вокруг ясными глазенками, она все же мимолетно думала, не скрывая горечи: «У нас все совсем не так…»
Люк молчаливо обдумывал увиденное и глядел еще.
Маленький Бен настолько привязывается к матери, что не отпускает ее от себя даже на секунду. Стоит Лее выйти из комнаты, как начинается крик. Так продолжается весь первый год жизни мальчика, пока Лея не решает, что Бенни уже достаточно взрослый, чтобы она могла доверить его заборам сиделок и возвратиться в сенат. Хан изначально против этого, считая, что их сын еще мал, и что отлучение от матери станет для него ударом. Но Лея гнет свою линию до конца, старательно продавливая принятое решение. Почему ее гражданский муж считает, что он вправе отлучаться из дома, когда пожелает, а она нет? И так она уже год живет в этом аду. Она устала и жаждет снова находиться среди людей; она имеет на это право, черт побери!