Испуг
Шрифт:
Если б сквозь тьму их сейчас увидеть (из окна?), я помахал бы старикам рукой: мол, все в порядке… все путем!.. Я бы им крикнул эту свою мысль, что никакая новая Россия здесь, старички, не рождается… Я это понял наверняка… Потому что я был изнутри… я из самых кишок понял… Потому что старуха с тележкой проехала не где-то, а рядом со мной… В шаге от меня… В полушаге!.. Не бывает новых Россий, ни новых Англий, ни новых Франций. Ау, старики!.. НЕ БЫ-ВА-ЕТ. Давайте-ка хором. Повторяйте за мной все вместе. НЕ БЫ-ВА-ЕТ!..
А то, что был обстрел, что
Это просто испуг. Ничего особенного.
Мне хотелось им сказать. Вдруг они еще там… Конечно, они там!.. Я был явно перевозбужден. Мои височные артерии вздулись. (Я их слышал даже не ощупывая, не прикасаясь пальцами к их живописным извивам.) Я оставил на время спящую Дашу… Она дышала уже спокойно… По лестнице я рванул вверх и через два, что ли, этажа оказался на самой крыше.
Подо мной был город, но как бы вдали. А здесь, внизу, возле самого Дома, только тьма… не разглядеть… Так что, весь в возбуждении, я оказался один на один со своей грандиозной мыслью. Увы, я никого из людей не видел. Зато меня видели. Меня высветил прожектор.
Говорят, я там, наверху, помочился. Но это так себе… Я даже не заметил этого. Просто по-стариковски вдруг вспомнил о нужде… Сверху вниз… Ничего больше в том не было. Ни даже насмешки. Какая насмешка, если я был обуреваем своей грандиозной неожиданной мыслью!.. Я был расстроен, что не мог ее им передать. Не мог крикнуть!.. Я ведь думал о стариках… О целом поколении. Это для них мысль. Для нас. (Чтоб не дергались. С нас хватит попыток!.. Чтоб в свой час мы уходили из жизни уже с легким сердцем.) Молодые?.. А пусть… Пусть они прикалываются к властям… пусть наезжают… или, скажем, от властей балдеют… тащатся… и всё прочее. А вот старики… жаль, если мысль до них не дойдет… Как-кая мысль!
Остаточная ломка была короче, но злее. Даша стонала и подвывала на весь пустой коридор и безлюдный этаж. Эхо ее воплей металось по кабинетам… Песнь песней Белого дома… Зато после она уснула уже по-настоящему. Выпила взахлеб воды из графина и отключилась.
Утром Даша была бледная, белая, но уже в полном порядке. И красивая!
– Дед!.. Ну, ты молодец!.. Ты меня выручил. Спасибо! Спасибо!.. Надо нам делать ноги, дед. Надо отсюда сматываться, а?
Она щебетала, как птичка.
А я был голоден… Раннее утро… Я еще побродил по этажу в поисках, быть может, холодильников и в них какой-никакой еды. Пожива была. Как раз в маленьком кабинетном холодильничке. Хлеб и сыр.
В лифтовом холле я еще раз увидел
Мертвый и мертвый. Пусть… Я смотрел на него и жевал батон. Я старый человек. Я проголодался.
В коридоре на чуть посветлело… Табличка с именем, не подобранная старухой историей, валялась под ногами. Я тоже по-стариковски почувствовал, что случившееся здесь важно кому-то… Для кого-то важно. Кого-то сейчас трясет. Имена ушли в тень. Бедняги. Тоже люди.
Откусывая на ходу от батона, я уже издали услышал новые ее стоны. Как бы требовательные. Казалось, Даша кричала, чтобы я не смел съесть весь хлеб по пути к ней… Но нет… Это она так проснулась, вполне проснулась, это она шумно радовалась утру. Утренняя птичка!
Даша-птичка щебетала:
– Дед! Веселее!.. Сматываемся… Народ уже сделал выбор!
Выглядывая в разбитое окно, Даша показывала рукой на защитников Белого дома, вяло потянувшихся сдаваться.
Мы с Дашей перекусили и тоже поспешили, чтобы вместе с толпой отсюда выбраться.
На улице наши с Дашей пути разошлись. Она уехала. А я ушел пешим… Я захотел к старикам.
Старичье куда-то сдуло… Блуждая возле моста, я вдруг осознал, что нахожусь на том самом месте. Вот оно. Пришел. Я прибыл – я уже на месте, а этих робких, этих удивленных, с разинутыми ртами, этих задрипанных белоголовых стариков почему-то нет. Ушли… Поляна есть, а где одуваны?.. Люди вокруг, конечно, были. Людей полно. Зеваки… Но эти случайные люди были здесь уже вместо них. Вместо нас. Вместо стариков.
Эти набежавшие люди были взамен и казались мне просто толпой, сбродом. Вот это и есть победители в любой войне. Не те, кто палит, и не те – в кого. Любопытная, охочая до разборок и зрелищ (а если удастся, и до мародерства) серая толпа. Они стояли и тоже глазели на Белый дом… Но только он весь уже в черных кляксах от вчерашнего обстрела. Каков грязнуля!.. Настенная, широко размазанная сажа была по-настоящему роскошна!.. Копоть… Грязная сажа несостоявшейся войны.
Легкий-легкий дымок все же плыл в одном окне. (Для зримой полноты финала.)
А я – последний прибежавший старикашка – в этой уже чужой (по возрасту) толпе всё оглядывался, крутил башкой. Здесь!.. Именно здесь на каждой пяди стояло по старику. Я же помнил. Качающиеся белоголовые одуванчики. Я знал, что их нет, и все же искал их взглядом… Старики были здесь, именно здесь… Клянусь, они были.
Тревожило чувство, что я и опоздал-то всего на чуть… Я искал, выглядывал их в толпе. По-дурацки вытягивал занывшую шею. И мысленно повторял им, исчезнувшим: «Эй, чудики… Я здесь. Я с вами».