Испытание невиновностью
Шрифт:
Мэри раздраженно возразила:
– Хватит фантазировать, Филип. Придумываешь бог весть что, совершенно невозможные вещи.
– Вполне возможные, уверяю тебя. И я постараюсь, чтобы Тина рассказала мне, что же она такое знает.
– Да ничего она не знает. Неужели ты думаешь, что ей и в самом деле известен убийца?
– Ну этого я утверждать не стану. Просто она что-то невольно увидела или услышала. И я намерен выяснить, что именно.
– Так она тебе и расскажет.
– Она действительно очень скрытная. И на личике у нее ничего не прочтешь. Но лгать она не умеет, до тебя, например, ей далеко. Буду действовать так:
– Фил, умоляю тебя, выбрось ты это из головы! Не нужно все это ворошить! И вся эта история постепенно забудется.
– Нет-нет. Нам необходима ясность. Иначе Эстер все время придется оттаскивать от открытых окон, а Кирсти лечить от нервных срывов. Лео, тот вообще уже превратился в ледяной сталактит. А бедняжка Гвенда собирается наняться на работу в Родезию.
– Какое нам до них дело?
– Главное – чтобы нам было хорошо, а на остальных наплевать, – ты это хочешь сказать? – Лицо Филипа потемнело. Мэри испугалась. Она никогда еще не видела мужа таким рассерженным.
– С какой стати я должна волноваться о других? – тем не менее с вызовом спросила она.
– Тебе нет ни до кого дела, правда?
– Не пойму, о чем ты.
Филип горько вздохнул и отпихнул от себя поднос с завтраком.
– Унеси это. Я ничего больше не хочу.
– Но, Филип...
Он раздраженно взмахнул рукой. Мэри подхватила поднос и вышла из комнаты. Филип подкатил свое кресло к письменному столику и взял ручку, но потом загляделся в окно. На сердце ему вдруг легла какая-то тяжесть. От радостного возбуждения не осталось и следа. Он почувствовал смутную тревогу. Но потом, все-таки взяв себя в руки, торопливо исписал две страницы и в раздумье откинулся на спинку кресла.
...Да-да, это вполне возможно. Вполне... Но все же полной уверенности не было. На верном ли он пути? Трудно сказать. Мотив. Вот чего ему недоставало, черт возьми. Должен, должен быть еще какой-то неизвестный ему фактор! Но где?
Он нетерпеливо вздохнул. Ну когда же наконец приедет Тина? Если бы только удалось во всем этом разобраться! Конечно, только для себя, это вопрос чисто семейный. Достаточно только узнать – и все в доме обретут наконец покой. Избавятся от этой удушающей атмосферы, пропитанной подозрительностью и безнадежностью. Все – кроме, разумеется, убийцы – смогут благополучно жить дальше. А они с Мэри смогут спокойно возвратиться домой и...
При этой мысли он снова ощутил на сердце тяжесть и вдруг совершенно отчетливо понял: ему не хочется возвращаться домой. Он вспомнил, какой безукоризненный порядок царит в их доме, как играет яркими красками пестрая обивка на мебели, как сияют начищенные медяшки. Чисто вымытая, светлая клетка! И он заперт в этой клетке, прикован к инвалидному креслу, окружен со всех сторон любовной заботой жены.
Жена... Думая о жене, он представлял себе двух разных женщин. Одна белокурая, голубоглазая девушка, скромная и ласковая, девушка, на которой он женился, которую
Ему вспомнилась строка из Расина – как там?
«Венера с торжеством свою терзает жертву»
Такую Мэри он не любил. За взглядом ее холодных голубых глаз скрывался кто-то чужой и незнакомый...
Тут Филип очнулся от задумчивости и посмеялся над собой. Нет, он определенно стал таким же нервным и чувствительным, как обитатели этого дома. Ему припомнился рассказ тещи про его жену. Про милую белокурую девочку в Нью-Йорке, как та обхватила ручками шею миссис Аргайл и плача пролепетала: «Я хочу остаться у тебя. Я никогда от тебя не уеду!»
Разве это говорило не любящее сердечко? Просто не верится, что это была Мэри! Неужели, став взрослым, можно до такой степени перемениться? Теперь Мэри просто не в состоянии выразить нежность и любовь. Не то что тогда, в детстве... Но тут он опять сам себя перебил. Так ли все просто? Была ли это любовь – или просто расчет? Средство достичь цели? Обдуманное притворство? На что способна Мэри, когда захочет чего-то добиться? На все, ответил себе Филип – и ужаснулся. Он в сердцах отбросил пишущую ручку и выехал из маленькой гостиной в спальню. Остановив кресло у туалетного стола, взял щетку и старательно зачесал назад нависавшие надо лбом волосы. Собственное лицо показалось ему незнакомым.
«Кто я? – спросил он себя. – Куда иду?» Мысли такого рода никогда еще не посещали его... Он подъехал к окну, выглянул. Этажом ниже одна из работниц стояла у кухонного окна и разговаривала с кем-то, кто находился внутри. Их голоса, их по-местному распевные интонации были хорошо слышны даже здесь... Он сидел словно в трансе, глядя перед собой широко раскрытыми глазами.
В смежной комнате послышались шаги. Он очнулся и подкатил к двери.
Возле его письменного столика стояла Гвенда Воэн. Она обернулась, и его поразило ее страдальчески осунувшееся лицо, на которое как раз падал солнечный свет.
– Здравствуйте, Гвенда.
– Доброе утро, Филип. Лео прислал вам «Иллюстрейтед Лондон ньюс», может, вам будет интересно почитать.
– А-а. Спасибо.
– Приятная комната, – заметила Гвенда, обводя глазами гостиную. По-моему, я здесь ни разу не была.
– О да, прямо королевский гостиничный номер, – улыбнулся Филип. – И в стороне от людей. Идеальное обиталище для инвалидов и новобрачных.
Он сразу же спохватился, что последнего слова произносить не следовало, но было уже поздно. У Гвенды задрожал подбородок.
– Побегу, – сразу заторопилась она.
– Безупречная секретарша.
– Даже секретарша уже не безупречная. Я стала делать ошибки.
– Кто из нас их не делает. – И решительно спросил:
– Когда вы с Лео поженитесь?
– Наверно, никогда.
– Вот это действительно было бы ошибкой, – сказал Филип.
– Лео думает, что наша свадьба произвела бы неблагоприятное впечатление на... на полицию! – с горечью пояснила она.
– Но, черт возьми, Гвенда, иногда приходится рисковать!