Испытание правдой

Кеннеди Дуглас

На выезде из Канады не было никаких препятствий — лишь дорожный щит благодарил нас за посещение страны и желал Bon Retour [44] . Дальше тянулись пятьсот ярдов нейтральной территории, и вот я подкатила к будке с развевающимся на флагштоке звездно-полосатым полотнищем и приветственным плакатом: «Добро пожаловать в Соединенные Штаты!»

Ябыла единственным путешественником в столь поздний час. Пограничник

медленно вышел из будки. Это был коренастый мужчина лет тридцати — сорока, в зеленой униформе и широкополой шляпе лесника. Он приблизился к машине, кивнул мне, потом изучил номерные знаки, еще раз обошел автомобиль и остановился возле открытого пассажирского окна.

44

Счастливого возвращения! (фр.).

— Добрый вечер, мэм, — сказал он.

— Здравствуйте. — Я выдавила из себя улыбку.

— Вы что-то очень поздно путешествуете… или, скорее, очень рано.

— Это не от меня зависело, сэр. — И я объяснила, что навещала своих друзей в Квебеке, но несколько часов назад позвонил мой муж, сообщив, что его отец умирает. — Я бы могла остаться до утра, но знала, что не прощу себе, если не вернусь…

— Да, я понимаю. Как давно вы выехали из Штатов?

— Два дня назад.

— У вас есть документы на вас и на ребенка?

Я вручила ему паспорт и свидетельство о рождении.

— Это железное удостоверение личности, — улыбнулся он.

Внимательно изучив документы, он вернул их мне и спросил, везу ли я что-то из Канады.

— Разве что пару пачек сигарет.

— Что ж, можете ехать. Только не гоните.

И он махнул мне рукой на прощание.

Я помахала в ответ. Первый барьер взят.Я бросила взгляд на часы. Три часа десять минут. Если мне удастся держать скорость, в Пелхэме я могу оказаться в половине девятого — времени достаточно, чтобы помыть посуду, наспех прибраться в квартире, принять душ и домчаться до аэропорта Портленда.

Джефф капризничал всю дорогу. Я дважды останавливалась, чтобы переодеть/покормить/убаюкать его, а он все не успокаивался. Но у меня не было другого выбора, кроме как мчаться вперед, стараясь не заснуть за рулем, настраивая себя на долгий и утомительный день.

Солнце взошло в начале восьмого. А еще через пятьдесят минут я въехала в Пелхэм. Как только я принесла Джеффа в дом и уложила, он вырубился. Как же я ему позавидовала. Если учесть, что и ночь накануне выдалась без сна (все из-за моих мук совести и сексуального безумия), я бодрствовала вот уже двое суток.

Впрочем, у меня не было времени на то, чтобы копаться в своих ощущениях. Я знала, что надо привести дом в порядок и поскорее выматываться. Так что я поспешила на кухню, перемыла всю посуду и сковородки, почистила ванную, пропылесосила спальню и проверила, не осталось ли возле кровати каких-нибудь следов чужого присутствия (вроде сигаретного окурка или мужского белья). Потом я приготовила кофе и бросилась в душ, под мощную струю воды, надеясь

взбодриться. Потом спустилась в прачечную с охапкой белья и с ужасом заметила, что простыни, которые были запущены в стирку прошлой ночью, уже сохли, развешанные на бельевой веревке. Я застыла в изумлении, задаваясь вопросом, не сошла ли я с ума, забыв о том, что сама их развесила, и тут за моей спиной раздался голос:

— Надеюсь, ты не против, что я помог тебе с бельем?

Я обернулась. Это был Билли, он стоял с ведром в одной руке и длинной лестницей под мышкой.

— Это ты развесил простыни?

— Да, — широко улыбнулся он. — Видел, как ты положила их в стирку вчера вечером, перед тем как уехала с этим парнем…

— Ты видел меня в прачечной?

— Да, я просто шел мимо…

— Билли, — произнесла я спокойным и рассудительным тоном, — прачечная находится на заднем дворе… и это означает, что ты мог видеть меня, только если намеренно зашел во двор…

— Я не шпионил, не подумай ничего такого, — вдруг начал оправдываться он. — Я просто наблюдал,вот и все.

— Послушай, я не сержусь на тебя, — сказала я, решив, что сейчас не время обсуждать, в чем разница между «шпионить» и «наблюдать».

— Точно?

— Абсолютно.

— Вот и хорошо, потому что я собирался помыть вам окна сегодня утром.

— Это совсем не обязательно.

— Я обещал доктору еще неделю назад, до его отъезда.

— Что ж, тогда, конечно, вымой.

— Ты точноне сердишься на меня?

— Мы же друзья, Билли.

Счастливая улыбка разлилась по его лицу.

— Конечно, друзья, — сказал он, — и я никому не скажу, что видел, как ты ночью уезжала из города с тем парнем.

О боже…

— Я просто отвозила его на автовокзал в Льюистон.

— Но тебя не было всю ночь.

— Откуда ты знаешь?

— Твоей машины не было на месте до самого утра.

— У меня спустило колесо, пришлось заночевать в мотеле.

— С парнем? — усмехнулся он.

— Вот уж нет, — ответила я. — Он уже уехал на автобусе, прежде чем у меня спустило колесо.

— Ты поцеловала его на прощание?

— Что?

— Я однажды видел, как ты целовала его.

— Где ты это видел?

— В твоем окне.

— Когда?

— Как-то вечером, пару дней назад.

— Во сколько?

— О, было уже довольно поздно. Я как раз гулял, а у тебя в окне горел свет, я посмотрел и увидел, как ты целуешь того парня.

— Кто-нибудь еще был с тобой?

— Да нет, откуда… На улице уже не было ни души. Я один гулял.

— И ты говорил кому-то, что видел меня?..

— Да нет же, черт возьми. Ты же мой друг. Я бы никогда не предал друга.

Я уже хотела коснуться его руки, но передумала, вспомнив, что произошло однажды, когда я совершила такую ошибку.

— Я очень ценю это, Билли. У друзей бывают секреты, и я очень, очень рада, что ты сохранишь все в тайне.

— Ты хочешь уйти от доктора к этому парню? — спросил он, все так же непринужденно и беззлобно.