Испытание смертью или Железный филателист
Шрифт:
— Мне кажется, вы перепутали успокоительное со снотворным, — покорно сказала она, понюхав содержимое стакана. — Впрочем, все равно. — И медленно выпила, мерцая на Отто глазами.
— Вы услышите мой звонок или опять оставите дверь открытой? Может быть, взять ключи?
— Возьмите. Там, в прихожей, висят запасные. Я уже и так доверила вам самое главное, что есть в моей жизни, — сказала она тоном, означавшим «я тебя жду».
Отто взял в руки ее ладони, поцеловал их по очереди, сказал:
— Я скоро!
И побежал по лестнице из чугунных кружев вниз.
Глава
В БАРЕ С УГО
Бар, в котором ждал Уго, находился возле парка. Отто шел, задирая голову на странные деревья, дружно склонившиеся в одну сторону. Они были без веток, только наверху торчала копна листьев, как у черного малыша, которого побрили наголо, оставив на макушке мелкие жесткие кудри. Прежде Отто никогда не видел ничего подобного.
— Что это за штуки? — спросил он, подходя к столику, за которым сидел Уго в неизменно мятой одежде и растоптанных сандалиях.
— На африкаанс называется человекоподобное дерево, потому что издалека похоже на человека. — Уго пожал Отто руку, немцы ведь пожимают друг другу руки при первой возможности. — Наклоняется на север потому, что в Южном полушарии солнце с севера. Вам к этому трудно привыкнуть. А в стволах оно хранит воду, как верблюд в горбе… У тебя проблемы?
— Все нормально. Собирался в клуб послушать джаз, но моя подружка заболела. И я решил позвонить тебе, чтоб скоротать вечер, а не сидеть при ней нянькой. Сам знаешь все эти женские штучки, — цинично объяснил Отто и закурил. — Официант, виски с содовой!
— И мне тоже! — крикнул Уго.
— Объясни, как тут живут черные? Сколько смотрю, на всех скамейках в парках, на улицах надписи «Только для белых». Магазины только для белых. Удивляюсь, где они покупают еду, чтобы поставить ее на стол белым?
— А тебе зачем? — Уго недоверчиво сузил свои стальные глаза.
— Как это зачем? Хочу знать, где черная ведьма покупает еду для моей подружки! Вдруг она нас отравит?
— Ешь спокойно, — ответил Уго. — Зачем подсыпать примитивный мышьяк, если дешевле сходить к колдуну?
Официант неожиданно быстро принес заказ.
— Обещал рассказать, как у черных в постели, — напомнил Отто, отхлебнув из стакана.
— А ты решил завалить черную ведьму? — захохотал Уго.
— Видел бы ты ее, — усмехнулся Отто. — Она размером со слона — мне не справиться с такой тушей! Но она управляет мозгами моей подружки почище любой мамаши.
— О, у моей матери раньше была такая черная! Лезла во все! Я ж тебе говорил, их наглость сдерживает только сегрегация!
Шум в баре заглушал хорошего гитариста, но Отто поймал себя на том, что все-таки выстукивает ладонью в ритм фламенко, которое тот наяривал.
— Так что там у черных за прелести?
— Ну, это целая наука, — многозначительно сказал Уго, словно речь шла о самолетах. — Ты вот видел дух зулуса, ты б у него спросил!
— Уго, но я… не специалист разговорного жанра с духами. Я больше понимаю про живых женщин!
— Так это здесь еще сложнее, чем с духами. Короче, слушай. После первой ночной поллюции зулус, живущий по своим правилам, уходит из дома перед восходом солнца и угоняет весь скот из стойбища. К нему приходят другие
— Зачем? — удивился Отто.
— Ну, так принято у черномазых. Это как у нас конфирмация, такой же спектакль. Потом папаша дает подростку специальные травы и воду, нагретую раскаленным топором. Только не спрашивай, почему именно топором, я не знаю и знать не хочу. И после этого ему надевают умушту.
— Что это?
— Такой специальный зулусский передник. Потом его изолируют и заставляют поститься, заодно объясняют, как устроена баба, и как ей сделать хорошо. И этот подросток знает, как оприходовать бабу лучше, чем мы к старости узнаем методом проб и ошибок. В этом черномазые молодцы, за это уважаю. А девку после первых месячных держат в изоляции чуть не месяц, потом парень, который ее выбрал, устраивает гулянку и приглашает ее туда…
— Мудрено! — покачал головой Отто.
— Да ты только подумай, зулусы учат мальчишку и девчонку приемчикам, которые дают им одновременный оргазм! При этом как-то делают, чтобы она не залетела. Потому что случайный залет у них считается несчастьем.
— Не понимаю. В Европе только недавно появились более или менее надежные противозачаточные, о чем все время пишут феминистки в своих газетах. А эти как научились? — недоверчиво покачал головой Отто.
— Да черт их знает, может, с духами договариваются. У них ведь своеобразные обычаи. У нас отличившийся воин получает вшивую медальку, а у них он должен после этого выбрать любую понравившуюся бабу и оприходовать ее, — завистливо сказал Уго. — И любая незамужняя баба обязана ему дать! Называется су-ла изембе — «обтирание топора». По этой части я бы хотел быть зулусом!
— Я тоже, хоть и не воин, — поддержал его Отто.
— А если все-таки обрюхатил бабу, достаточно подарить ее папаше трех коров. Они ведь так с этим носятся потому, что твой великий воин Чака как раз был от нежелательной беременности. И его вместе с мамашей за это гнобили. Его кличка была У-Чака, на их языке «жук в обличии человека». Его унижали, пока не стал великим воином и не загнал обидчиков под ноготь! — почти торжественно закончил Уго.
— В каком году это было?
— В 1787-м.
— Уго, это было всего двести лет назад, а выглядит, словно рассказываешь о каменном веке! Во Франции уже надвигалась революция! — напомнил Отто. — Уже была написана американская Декларация независимости, а здесь еще командовал человек с бычьими хвостами на запястьях и щиколотках!
— Да ты лучше сосчитай, через сколько лет после этого в Европе началась сексуальная революция, а зулусы делали все то же самое с рождения! Вы ходили на идиотские демонстрации за право заниматься любовью, с кем хотите и как хотите, а они и так знали, что небеса дали человеку тело для того, чтобы он кайфовал, а не чувствовал себя виноватым за то, что ему хочется секса! — Уго так размитинговался, что даже стукнул кулаком по столу, словно именно Отто заставлял его чувствовать себя виноватым.