Испытание смертью или Железный филателист
Шрифт:
— Мне об этом ничего не известно, — холодно ответил Уинстон и сосредоточенно уставился в свою тарелку.
— Как неизвестно? Ты же мне говорил, что эти… ну, которые потом приехали, после испытаний брали для исследований всяких птиц, зверей, мух! — напомнил Джон.
— Первый раз слышу. У тебя уже башка не варит от склероза, — напряженно сказал Уинстон и обернулся к Отто: — То, на что ты показываешь пальцем, не муха цеце. Она похожа на муху цеце не больше, чем ты на меня. Запомни на всю оставшуюся
Он поднял над столом нож и вилку и показал, как одно крыло заходит у мухи цеце на другое.
— Уинстон, — обиженно начал Джон, — но ты же сам говорил…
— Меньше слушай этого старого идиота, — грубо перебил Уинстон. — У него в голове кукурузная каша.
— Скажите, а как черные воюют с мухой цеце, у них ведь ни врачей, ни лекарств? — спросил Отто, сделав вид, что не обратил внимания на размолвку стариков.
— А бес их знает! Правда, я один раз видел своими глазами, как колдун вылечил сонную болезнь на самой последней стадии. Как врач, я не понимаю механизма, — признался Уинстон. — И еще, их дети мажутся от мухи цеце какой-то глиной.
— Мне многое кажется здесь странным, — замялся Отто — гостю неудобно было хаять страну хозяина. — Все эти призраки, духи… У меня и у самого уже начались галлюцинации. Истории про колдунов и рынок… детских органов.
Он глянул на Симону, но она уплетала за обе щеки, не проявляя интереса к теме.
— Не бойся, говори, она все знает, — кивнул Уинстон и спокойно добавил: — Недавно тут недалеко была история с девятилетним мальчиком. Ему отсекли все мужское под корень, теперь он инвалид.
— Но ведь это… такое невозможно в Европе! — Отто даже отложил нож и вилку.
— Для слепого все цвета одинаковы, — усмехнулся Уинстон. — Здесь режут детей неграмотные черные крестьяне, а просвещенные немцы просто придумали газовые камеры. А до этого у них в каждом музее лежали отрубленные руки воров, я был однажды в Германии.
— А ты что-нибудь слышал о готтентотской Венере? — включился Джон. — В начале девятнадцатого века из Кейптауна к вам обманом вывезли черную уродку. У нее была задница и… Симона, заткни ушки! И… то, что спереди, больше, чем у слонихи!
Джон вскочил и начал изображать описываемую героиню так, что Симона чуть не подавилась от смеха.
— В просвещенной Европе ее показывали за деньги на ярмарках и в цирке, несколько лет держали на Пиккадилли для бедноты и таскали в салоны аристократам. А когда насмотрелись, вышвырнули на помойку, где она сдохла от голода и болезней!
Отто покачал головой.
— Но не оставили в покое и дохлую! Хирург Наполеона распотрошил ее на части, как Уинстон крокодила, заспиртовал и выставил в парижском музее!
— Ужасно! — поморщился Отто. — Но со времен Наполеона прошло
— Ничего не прошло! — победоносно рявкнул Джон. — Она до сих пор там выставлена! А ты считаешь, что у нас дикарский край света!
Отто начало подташнивать при первых тактах рассказа Джона, но под финал истории он понял, что уже не сможет доесть свою порцию с изысканной фарфоровой тарелки.
— Похоже, Симона серьезно повредила твой слух, — заметил Уинстон Джону. — Орешь, как крокодил перед дождем! Если будешь так орать, я не выдержу тебя два дня!
Глава одиннадцатая
ПОЕЗДКА К КОЛДУНУ
Телефон стоял на письменном столе. Чтобы поднять трубку, Отто пришлось вскочить с постели и пересечь номер.
— Я не отвлекаю? — раздраженно спросила Тиана вместо приветствия.
Интонация означала «ты пожизненно виноват передо мной». Но Отто умел держать удар даже спросонья и обезоруживающе вежливо ответил:
— Рад тебя слышать.
— Я звонила вчера поздно вечером…
И это на самом деле означало «я чувствую, что ты ночевал у женщины».
— Джон возил меня погостить на крокодилью ферму к своему старому другу, вернулись почти под утро. Масса впечатлений.
Повисла пауза.
— Я волновалась… — сказала Тиана, и это означало «ты должен меня предупреждать».
— Крокодилы сидели в загоне. Джон с другом разрешили мне только подразнить их. — И это означало «ты только один из моих гидов по вашей экзотической стране».
Снова повисла пауза.
— Мне приснился ужасный сон, хочу поехать после него к колдуну. Ты готов поехать со мной? — И это означало «не бросай меня, мне больше не на кого опереться».
— К колдуну? В Блантайр? — поморщился Отто.
Возвращение в Малави совершенно не входило в его планы, все дела были здесь, в Йоханнесбурге.
— К местному колдуну. Проджети дала адрес нового колдуна. Ты ведь хотел посмотреть, как это выглядит.
— Пожалуй. Когда надо ехать? — Отто посмотрел на стенные часы.
На них было восемь утра, очень хотелось спать.
— Завтра. Но можно и сегодня. Если выехать через час, успеем к нему как раз к вечеру.
Отто стоял нагишом, лицом к картине с кровавыми гладиолусами над кроватью, и думал, сколько бы он отдал за то, чтобы поспать еще хотя бы час.
— Хорошо, скоро буду у тебя, — обреченно ответил он.
— Ты даже не представляешь, как мне это важно…
Они тщательно играли в ту самую, хорошо известную каждому взрослому игру, в которой один хочет от отношений значительно больше, чем ему пообещали, и всеми способами ищет щелочки в жестко поставленной границе.