Испытание воли
Шрифт:
Ратлиджа не интересовала робкая кузина мисс Соммерс. Он устал и проголодался, а Хэмиш что-то бормотал себе под нос последние полчаса, что определенно свидетельствовало о психической неуравновешенности в данный момент самого инспектора. Пора было возвращаться.
Больше всего Ратлиджа беспокоил сам полковник. Он хорошо представлял себе, как этот человек вдохновляет солдат, у которых не оставалось ни физических, ни душевных сил, чтобы сражаться. Высокая подтянутая фигура в офицерской шинели. Энергичный голос разрезает предрассветную мглу. Его сила
Но здесь, в Аппер-Стритеме, Чарлз Харрис казался всего лишь бледной тенью этого офицера, спокойным и приятным человеком, как описала его миссис Давенант. Безусловно, не тем человеком, которого могли убить.
Как положить пальцы на пульс мертвеца и вернуть ему жизнь? Когда-то, в начале карьеры, Ратлидж мог это делать, видя жертву с точки зрения убийцы и понимая, почему он или она должны умереть. Потому что иногда разгадка убийства заключалась только в этом. Но здесь, в Уорикшире, полковник, казалось, ускользал от него…
Кроме знания факта, что ему снова придется иметь дело со смертью, Ратлидж не представлял возможных проблем возобновления своей карьеры в Ярде. По крайней мере, пока он был в клинике, запертый в своем отчаянии и страхе. Честно говоря, он видел свое возвращение в основном как ответ на нужду оставаться занятым, отгородиться от Хэмиша, от Джин, от развалин своей жизни.
Даже в Лондоне Ратлидж не задумывался о том, подходит ли он все еще для этой работы. Он не задумывался, могли ли повредить ужасы войны его опыту и интуитивной хватке улавливать хрупкие нити информации, которая была его величайшей способностью. Может ли он стать хорошим полицейским снова? Ратлидж ожидал, что его способности вернутся без усилий, что они, подобно верховой езде или плаванию, нуждаются только в возобновлении тренировок…
Теперь Ратлидж вдруг забеспокоился. Напряжение давало Хэмишу доступ к его совестливому уму. Врачи говорили ему об этом.
Он вздохнул, и в ответ сержант Дейвис, шагая по траве рядом с ним, сказал:
— Это было долгое утро, но мы никуда не пришли.
— Разве? — Ратлидж с усилием вернул мысли к делу. — Мисс Соммерс сказала, что она видела Уилтона, идущего по этой тропинке. Но откуда он шел? С кладбища, как он утверждает? Или по переулку, как заявляет Хикем, где он встретил полковника? Или же он следовал за Харрисом на луг с намерением убийства?
— Но этот путь ведет к развалинам у старого моста, как Уилтон говорил нам, а мисс Соммерс видела его здесь около восьми. Поэтому мы не ближе к правде, чем были раньше.
— Да, но, так как мисс Соммерс видела его здесь, он должен был сказать нам, что шел к мельнице, не так ли? Не важно, где он действительно был и куда направлялся.
— Значит, вы думаете, что он виновен? — Сержант Дейвис не мог сдержать нотки разочарования
— В данный момент у нас недостаточно информации, чтобы принять какое-либо решение. Но это возможно.
Они добрались до автомобиля, и Ратлидж, открыв дверцу, наклонился, чтобы отряхнуть брюки от травы. Дейвис стоял у капота, обмахиваясь шляпой: его лицо покраснело от напряжения.
Все еще следуя потоку своих мыслей, Ратлидж продолжал:
— Если мисс Соммерс права и Уилтон шел к мельнице рано утром — скажем, в восемь, — он мог находиться на значительном расстоянии от луга, когда был застрелен полковник. Разумно предположить, что лошадь побежала прямо домой и полковник умер между половиной десятого и десятью, когда Ройстон пошел к конюшне искать его.
— Действительно, Уилтон должен был добраться до развалин и моста к этому времени. Значит, вы говорите, что о пребывании капитана в переулке в то время мы знаем только со слов Хикема.
— Похоже на то. Без Хикема нет свидетельств о том, откуда шел капитан, прежде чем он столкнулся с мисс Соммерс. Нет доказательств и последующей ссоры. И нет никаких оснований, кроме того, что Джонстон и Мэри подслушали в холле «Мальв», верить, что у капитана был повод застрелить Харриса.
Лицо сержанта просветлело.
— И никакое жюри в этом графстве не поверит словам Дэниела Хикема о человеке, награжденном крестом Виктории.
— Вы кое-что забываете, сержант, — сказал Ратлидж, садясь в машину.
— Что именно, сэр? — с беспокойством спросил Дейвис, вглядываясь в лицо Ратлиджа.
— Если Уилтон не убивал Харриса, то кто? И кто перевернул труп?
После ланча в «Пастушьем посохе» Ратлидж достал маленькую кожаную записную книжку, сделал несколько записей и задумался, что делать дальше. Он отправил Дейвиса домой к жене на ланч и теперь, потягивая кофе, наслаждался кратким одиночеством.
Что представлял собой Харрис? Это казалось ключом к разгадке всего дела. Что таилось в жизни этого человека, приведшее его к кровавой смерти на залитом солнцем лугу?
Или почему он должен был умереть именно тем утром? Почему не на прошлой неделе, в прошлом году, десять лет назад?
Что-то запустило цепочку событий, закончившуюся на том лугу. Что-то сказанное — или оставшееся несказанным. Что-то сделанное — или оставшееся несделанным. Что-то почувствованное, мелькнувшее, неверно понятое, что-то приведшее к роковому выстрелу.
Ройстон, Уилтон, миссис Давенант, Леттис Вуд. Четыре разных человека, имевшие различные отношения с полковником. Ройстон — служащий, Уилтон — друг, миссис Давенант — соседка, а Леттис Вуд — воспитанница. Безусловно, полковник должен был казаться другим каждому из них. Человеческой натуре свойственно окрашивать чужое настроение, разговоры и темперамент таким образом, чтобы удовлетворить любопытствующего. Наверняка кто-то из четверых охарактеризует полковника должным образом, что приведет полицию к ответу.