Испытание выживанием
Шрифт:
Я, конечно, еще не закончила общую научную подготовку, но в списке будущих выпускников я была первая по всем предметам, и меня ждали с распростертыми объятиями все отделы. Но я уже сделала свой выбор. Я пойду по стопам мамы — в отдел вирусологии. Взращенные моими родителями семена продолжат их долг.
— Значит, меньше чем через год мы начнем жить вместе? — подытожила я, не в силах побороть самодовольную улыбку.
Калеб поднес мою ладонь к губам и поцеловал.
В следующую секунду коридоры заполнила пронзительная сирена, оглушающая так, что собственных мыслей не слышно. Мы с Калебом переглянулись.
— Что это? — спросила я, чувствуя,
У нас существует разные виды сигнализации на каждый чрезвычайный случай: пожар, обвал, срочное объявление. Эту же сирену — два коротких-один длинный гудок — я не слышала никогда.
Калеб нахмурился, словно не верил собственным догадкам. Но спустя минуту все же озвучил их:
— Это сигнал прорыва базы!
Калеб тут же сменил маску милого бойфренда на лицо серьезного солдата.
— Прорыв базы? — удивилась я.
Желява — неприступная крепость. В самом деле, как можно прорваться в место, закопанное под десятью метрами почвы?
Но по явному беспокойству Калеба я поняла, что он нисколько не сомневается в своих предположениях. А я и подавно жизнь на кон поставлю, но доверюсь ему. Он схватил мою ладонь и сжал так сильно, словно уже знал, что нам предстоит жестокое испытание разлукой длиною в жизнь.
— Не отходи от меня ни на шаг! — резко бросил он, а потом взглянул на меня суровым взглядом и добавил, — не отпускай мою руку!
— Никогда! — пообещала я.
И мы начали свой роковой забег, который в итоге привел нас туда, где мы находимся сейчас. Я лежу в гостинице посреди гор и превращаюсь в монстра. Калеб оплакивает мою смерть на Желяве в объятиях моей лучшей подруги.
Ни одному из данных в тот день обещаний не суждено было сбыться.
Как бы мы ни планировали, но меньше чем через год мы не стали жить вместе. Я вышла из медицинского блока полностью уничтоженной, обновленной, перешитой, как компьютер после ремонта. У меня сгорел жесткий диск, и я ничего не помнила. Потеря Томаса, болезненные травмы от ожогов сделали из меня ожесточенного уродца, чье сердце горело пламенем мести. Я ненавидела мир. Ненавидела людей. Ненавидела зараженных. Я была охвачена лишь одни желанием — излить свою ярость огнем, причинять боль и уничтожить заразу, что уничтожила мою жизнь.
Полковник Триггер увидел во мне этот огонь и сделал на него ставку. Она оказалась верной. Я с таким остервенением взялась за тренировки, что уже через три месяца меня определили новобранцем в отряды специального назначения. Но я и там продолжила свой забег. Ярость вела меня вперед, превращая в машину для убийства. Изливая свой гнев на мир, я лечила свою душу.
Я заставила себя забыть, что у нас с Калебом было нечто больше, чем дружеское общение. Потому что проявлять любовь, симпатию, привязанность мне было противно. Это все казалось ничтожным развлечением для слабаков, а у меня есть гораздо более важная миссия. Я прекратила всякое общение с Калебом, нарочито демонстрировала свое равнодушие, пока чаша его терпения не переполнилась — невозможно мучить человека бесконечно. И когда на горизонте появилась Бриджит, я успокоилась. Я отдала сердце Калеба в ее руки и спокойно продолжила свой путь мести, полностью вырубив в мозгу целую сеть нейронов (спасибо Кейн за термин!), связанную с Калебом.
Оно было к лучшему, потому что Тесса больше не была прежней. Его Тесса сгорела посреди керосиновых канистр в день, когда исчез Томас. В день, когда она осталась одна во всем этом бесконечно проклятом мире.
Я
Кто виноват в этом? Я, потому что решила забыть обо всем? Или Калеб, потому что перестал пытаться сохранить нас? Сейчас уже неважно. Факт таков, что все эти страдания были напрасны. Потому что Томас жив, а мир, оказывается, еще можно спасти. Получается, что я похоронила себя раньше времени. Томас прав. Я и сейчас хороню себя, когда еще не стала монстром. Уже готовлю себе гроб в виде плексигласового бокса. Что это? Отказ от надежды? Или рассудительное предвидение?
Почему я вспомнила обо всем сейчас? Наверное, факт того, что в данный момент я теряла свою человеческую жизнь, открыл во мне туннели памяти. Я лежала в глубоком кресле в «Зале тишины», вспоминая свою прошлую жизнь, в которой была счастлива. Да. В моей подземной жизни, полной лишений и боли, было места для счастья. И его было много. Просто заставить себя забыть о нем мне казалось правильным решением.
Моя психика отреагировала на трагедию вполне логично: отключила те части мозга, которые доставляли мне боль хранимыми там воспоминаниями об утрате. Мой мозг убил прежнюю Тессу, чтобы сохранить жизнь организму в целом. И это поразительно — он сохранил мне жизнь.
Я продолжила свой забег и вот, пожалуйста, я снова в отправной точке. Мозг вернул все, что я когда-то потеряла, потому что посчитал, что теперь я готова. Я нашла Томаса, узнала, как убить вирус и выиграть в войне, которая еще до недавнего времени казалась проигранной, и все барьеры между мной и воспоминаниями стали рушиться, потому что я поняла, что им просто нет оснований.
Все вдруг изменилось. Надо же. Я прожила восемь лет какой-то чужой жизнью солдата, которая мне даже не шла. Я была ученым до мозга костей, как родители, как брат, я должна была стать видным вирусологом, выйти замуж за бравого солдата Калеба, которого знала с детства, и родить детей, если бы была способна на это. Вот она моя жизнь. Ее я должна прожить.
Мне пора возвращаться. Пора домой.
Я даже села от этой мысли и напряглась всем телом.
Мне пора домой!
Желява на последнем издыхании, и я должна помочь ей выкарабкаться, как когда-то мой мозг помог мне пережить кризис. Я больше не боюсь обжечься. Я больше не страшусь боли. Я помню каждую секунду тех болезненных перевязок после глубоких ожогов, которые изуродовали меня, пока боль утраты уродовала мою душу. Но эта боль закалила меня, и теперь я исцелилась. Настало время помочь Желяве исцелиться.
В «Зал тишины» вошла умирающая Тесса, но вышла из него давно забытая Тесса, и она была полна решимости воскресить целый мертвый мир.
В компьютерной лаборатории Арси и Йонас, как всегда, развалились посреди груды сверкающего экранами металлолома, в котором лишь с усилием можно было распознать компьютеры и ноутбуки. Бледный худосочный Йонас в толстых очках, которого я видела раза два в неделю, сгорбился над одним из терминаторов, точно запятая. Арси с разноцветными дредами и в дермантиновой куртке с заплатками на локтях сидела с ногами на столе и сосредоточенно била по клавиатуре ноутбука.