Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— За письмо спасибо! Садись. Попьем чайку на свежем воздухе. — Яков Иванович показал на стол. — Заодно расскажешь, что с Ваней, да и как ты обосновалась на новом месте?
— С Ваней пока что по-старому. Врачи обнадеживают.
— А он-то как?
— Он? Хорошо. Привык. Верит и свою повязку бережно охраняет. Глядя на него, и я верю.
— И верь. В вере матери великая сила!..
Зазуммерил телефон. Звонил Хватов.
— Здравствуй, — приветствовал его Железнов. — Поздравляю. Всей душой радуюсь за тебя. Поезжай, а мы тут с
Яков Иванович положил трубку и подошел к Ирине Сергеевне.
— Слышала, мать моя?
— Слышала и все обдумала. — Ирина Сергеевна поднялась: — Не теряя времени, я полетела в Афонино. Там живет одинокая старушка Ефросинья Александровна — прирожденная няня. Буду ее уговаривать взять на время Наташу. Старушка опрятная, избушка ее чистенькая. И мне кажется, что девочке у нее будет хорошо. А поначалу, пока мы в резерве, она побудет у меня.
— Поезжай, — только и сказал Яков Иванович. Проводив ее, сразу же сел за стол и стал писать письмо жене.
Хватов приехал на другой день к обеду. Машина подкатила к дому Валентиновой. Ирина Сергеевна выбежала на крыльцо. Приняв с рук Хватова спавшую Наташу, отнесла ее в дом и бережно, чтобы не разбудить, опустила на свою кровать.
Хватов стоял посреди избы, не зная, что делать. Его выручила Ирина Сергеевна.
— Давайте обедать. К обеду я пригласила Якова Ивановича. Позвоните ему, он у себя.
Растроганный такой заботой, Фома Сергеевич подошел к Валентиновой и поцеловал ее руку.
— Большое вам спасибо!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
В дождливое утро 7 августа, когда еще была в разгаре Курская битва, Западный фронт на стосорокакилометровом — от Копыревщины до Кирова — пространстве перешел в наступление, нанося главный удар на Рославль.
Командование группы армий «Центр», возглавляемое генерал-фельдмаршалом фон Клюге, страшно боялось, как бы на смоленском направлении не прорвались советские войска и не овладели бы «Смоленскими воротами» — пространством между реками Западной Двиной и Днепром, и не только потому, что они были «воротами на Москву», но еще и потому, что являлись и «воротами в Белоруссию», через которую шли пути в восточную Пруссию и Польшу.
Дивизию генерала Железнова вывели на фронт юго-восточнее Дорогобужа, в район Теплянки, потеснив для этого справа и слева соседние дивизии.
На направлении главного удара Железнов поставил самый сильный полк майора Тарасова, левее — полк майора Кожуры и во втором эшелоне расположил полк подполковника Дьяченки.
Хватов решил перебраться на НП Тарасова. Его Железнов остановил:
— Зачем?
— Там Тарасов и Кочетов в своих новых должностях впервые будут вести бой, а потому как-то на душе не совсем спокойно.
— Так ты что ж, вместо них командовать будешь?
— Командовать не буду, но поддержать — поддержу, — упорствовал Хватов.
— Там
— Милютина направлю к Кочетову. Сражение, Яков Иванович, как я вижу, предстоит тяжелое и упорное, так что нам, политработникам, надо быть там, где решается судьба боя, на главном направлении.
— Я не согласен и доложу члену Военсовета, — Железнов использовал последний аргумент. Хватов улыбнулся, помахал рукой и пошел ходом сообщения к машине. Там он встретил Валентинову — она подвозила боеприпасы на позицию артполка.
— Не знаете, как там Наташа? — спросил ее Хватов. — Вторые сутки не видел.
— Возвращаясь с базы, заскочила. Она еще спала. Лежит, ручонками раскинулась, дышит спокойно. Румяненькая. Ефросинья Александровна говорит, что девочка к ней привыкла и ест хорошо.
— Привыкла? Ест хорошо? Прекрасно. — Хватов смотрел на Валентинову полным надежды взором. — Дорогая Ирина Сергеевна, скоро начнется бой, и вряд ли я смогу вырваться. Будьте матерью, пожалуйста, посмотрите за ней. А я поехал в полк к Тарасову.
В эту промозглую ночь саперы, эти боевые труженики, вслепую проделывали в минных полях и проволочных заграждениях — своих и противника — проходы.
Тарасов и Хватов не отрывались от наблюдательных щелей: мороз ходил у них по коже в ожидании взрывов там, где в мути дождя вспыхнувшие ракеты широкими блицами катились к земле. Нетерпеливое ожидание одолевало и Кочетова с Милютиным, находящихся на своем НП. Ведь они отправили туда группу старшины Щукина с волокушами, в которых находились большой взрывной силы заряды.
Они хорошо знали, что если пуля чикнет по детонатору, то от этих людей и кусков не соберешь. Время прошло, а взрывов нет.
И вот наконец с первым артиллерийским выстрелом сухие взрывы потрясли воздух. Они долетели и до Железнова.
— Свершилось! — звучно выдохнув, произнес он.
И не успели саперы вернуться в свои траншеи, как взревела страшным раскатистым и беспрерывным громом артиллерия и почти два часа долбила позиции врага. Но на этот раз противник на время артиллерийского наступления отвел почти всю свою пехоту с переднего края в глубину.
Полковник Куликов это предвидел и вторую и третью его траншеи накрыл сильным огнем. Все же большая часть гитлеровцев в блиндажах уцелела. И как только Куликов перенес огонь в глубину, они вернулись в свои огневые точки и оказали упорное сопротивление наступавшим полкам Железнова.
Батальон Николая Кочетова с дружным «Ура!» первым ворвался в траншеи опорного пункта Выселки и было двинулся на траншеи, седлавшие дорогу на Громовое, но там вдруг ожили вражеские огневые точки, спрятанные в ольшаниках, и солдаты залегли. Так застряли и соседний с Кочетовым батальон и еще полк Кожуры. А севернее, перед опорным пунктом Секарево, залегла соседняя дивизия. Дивизия же, что южнее полка Кожуры штурмовала Костино, йод сильным напором гитлеровцев вынуждена была отступить.