Испытатели
Шрифт:
– - Так вот, -- продолжал начлет, -- ее надо испытать. Она, говорят, грешит хвостом, который отваливается от фюзеляжа, когда больше всего нужен: в зоне, на пилотаже. Двум даже пришлось спасаться с парашютом, и полеты на этой серии машин временно запретили.
Он замолчал, раскурил трубку и добавил:
– - Короче говоря, нам приказали испытать машину на живучесть. Надо сделать три тысячи фигур и к тому же очень скоро: за недельный срок. А каких и сколько, вам подробнее расскажут инженеры.
Летчики быстро прикинули в
Начальник затянулся, выдохнул целое облако дыма и спросил с хитрецой и задором:
– - Ну, что ж молчите? Просились ведь попилотировать! Пожалуйста! Теперь есть полная возможность. Берите машину и летайте, сколько влезет. Что я обещал, то и выполняю.
Ничего иного не оставалось, как со следующего дня приняться за дело. Летчики спозаранку пришли на аэродром и осмотрели машину. Потрясли ее за крылья, стабилизатор и рули. Заправили до отказа баки горючим и опробовали на земле мотор. Все было в норме. Можно было начинать.
В первый день оба наслаждались.
– - Эх, -- весело говорил Стефановский, первым забираясь в кабину, -дали наконец вволюшку развернуться!
– - И, удобно расположившись в сиденье, поднялся в воздух.
– - Ну как?
– - еще издали крикнул ему Нюхтиков, когда, приземлившись, его товарищ зарулил к "Т".
– - Красота! Мечта пилота!
– - с сияющим видом ответил Стефановский, нехотя уступая место проявлявшему уже нетерпение Нюхтикову.
– - Ну, что, отвел душу немножко?
– - спросил Стефановский Нюхтикова, когда тот сел.
– - Хорошо!
– - улыбался Нюхтиков.
– - Я два раза подряд слетаю сейчас, -- сказал Стефановский и в ответ на вопросительно вытянувшееся лицо товарища вежливо пояснил: -- все-таки я больше твоего допекал начальство насчет машинки. Ее-то, собственно говоря, по моей инициативе дали нам.
– - А задание-то ведь дали на двоих!
– - начал было доказывать Нюхтиков, но его слова потонули в грохоте мотора помчавшейся на взлет машины.
К вечеру следующего дня начлет усмехнулся про себя. Не подавая тому вида, он заметил, что возникшее было накануне между летчиками легкое "соперничество" незаметно исчезло, уступив место взаимной вежливой уступчивости.
– - Может, еще разок слетаешь, Михаил Александрович?
– - ласково спрашивал Стефановский товарища.
– - Уж очень хорошо у тебя получаются вертикальные фигуры.
– - Да неудобно, Петр Михайлович, у тебя хлеб отбивать, -- спокойно отвечал Нюхтиков, выставляя левую ногу через борт кабины на крыло.
– - Пустяки, я нисколько не возражаю, -- уговаривал Стефановский.
– Лети на здоровье.
– - Хорошо, -- соглашался Нюхтиков.
– - В следующий подъем два раза подряд слетаю.
– - И, спрыгнув с крыла на землю, он стал отстегивать парашютные лямки.
На третий день "цирк"
Что же касается летчиков, то ожидавший очереди на земле считал, что время мчится ужасно быстро, а находившийся в воздухе -- наоборот, что оно тянется нестерпимо медленно.
Самолет тем временем стонал и завывал, как осенний ветер в трубе. Машину ожесточенно швыряло из одного конца неба в другой. Самолет попадал в неописуемо трудные положения и жаловался на то, как живой.
Но летчики молчали, хотя им было значительно труднее. Их то вдавливало в сиденье, то отрывало от него, и они повисали на ремнях головой вниз. Земля и небо сливались в бешеном круговороте, и налившиеся кровью глаза не могли различит, где начинается земля и кончается небо. А тело после полетов ныло, будто избитое.
В довершение всего оказалось, что баки не приспособлены для полетов вверх колесами. Бензин в этих случаях выливался и, попадая большими дозами на кожу, вызывал острый зуд и сильное раздражение. Но эти неприятности не останавливали работы: она была срочной, а погода летной, которую нельзя было упустить.
Стефановский сажал машину и, пошатываясь, как пьяный, вылезал на землю. Качаясь, он делал несколько неверных шагов и опускался в высокую траву.
Нюхтиков медленно шел к самолету, привязывался к сиденью, вздымая облака пыли с земли, прощался с ней. Выработав горючее, летчик садился и выключал мотор. Летное поле продолжало колыхаться перед его глазами, будто он, не оправившись от морской болезни, спустился на берег. Товарищ уже шел навстречу и кричал издалека:
– - Сколько?
– - Сто!
– - отвечал Нюхтиков.
Стефановский что-то прикидывал в уме и сокрушенно ворчал:
– - Черт возьми, много еще осталось. Ну и работенка!
– - Твоя инициатива, -- говорил Нюхтиков.
– - Ничего, добьем!
– - бодрился Стефановский, без особого энтузиазма, занимая свое место в кабине.
Под вечер, после работы, они доставали со шкафа счеты и, неумело перебирая костяшки, помогали друг другу подбивать дневной итог. Каждодневные записи были похожи и представляли собой следующее:
Петель ............................... 40
Иммельманов ..................... 30
Переворотов левых ............. 25
Переворотов правых ............ 25
Витков штопора правых ........ 20
Витков штопора левых .......... 20
Пикирований ........................ 15
Горок .................................. 20
Полетов вверх колесами ........ 10
Цифры умышленно выбирались легко запоминающиеся, чтобы при пилотаже не сбиться со счета.
Тем не менее подвести итог оказалось довольно хитрым делом, в особенности в первые дни, так как счеты при проверке показывали каждый раз иной результат.