Испытатели
Шрифт:
Вместо ответа Ковалев перешел в левый вираж, и теперь в радужном сиянии экрана тень машины мчалась в другую сторону.
– - Довольно, не все еще позабыли!
– - пошутил летчик-испытатель и махнул рукой, показывая курс, который Ковалев уже успел потерять.
Он развернулся и минут сорок летел напрямик под сверкающим солнцем, а тень самолета неслась за ними вдогонку, ныряя в волнах облачного океана.
– - Теперь вниз, -- с сожалением вздохнули наушники, и через минуту серая рвань облаков снова поглотила
Спуск оказался более долгим, чем подъем. В голову лезли неприятные мысли о том, как летчики, пробивая при спуске облака, напарывались на фабричные трубы, колокольни и что что из этого получалось.
Земля показалась внезапно. До нее было метров триста. Они увидели большую деревню. За ней -- длинный луг, который, собственно говоря, они и искали.
Летчик-испытатель взял управление в свои руки, снизился и, едва не задевая за печные трубы, из которых весело валил дым, сделал несколько кругов над деревней. Он внимательно просмотрел все подъезды к ней, свернул к лугу, несколько раз прошелся над ним из конца в конец, убрал вдруг газ и сел между двумя занесенными снегом стогами сена. К машине скользила на лыжах радостная ватага деревенских ребятишек. За ними степенно шагали представители местных властей, с которыми летчики обстоятельно поговорили.
Надо было торопиться домой, они здорово продрогли, хотелось есть и погреться.
Летчик взлетел и на бреющем полете повел машину на свою базу. День был пасмурный, над ними было серое, мрачное небо.
Холопцев сокращал путь, пробираясь в стороне от большой воздушной дороги, а Ковалев про себя завидовал его мастерству ориентировки. Под самолетом мелькали леса, озера, поляны, мосты, редкие деревушки. Неожиданно высочил большой мост и водонапорная башня, за которой был школьный аэродром.
Несколько минут спустя они сидели в натопленной столовой, растирали озябшие руки и пили горячий какао.
На "передней" площадке
"Сделать площадку" -- это значит перейти на некоторое время в горизонтальный полет после подъема или спуска.
Вот и нужно было замерить скорость по высотам на разных площадках -насколько соответствует расчетной.
В самом носу скоростного бомбардировщика сидел штурман.
Сквозь прозрачные стенки, потолок и пол своей кабины он мог наблюдать очень многое, что творилось по сторонам, под ним и над ним.
Однако летчика, сидевшего позади него всего в полутора метрах, он мог только слышать и то с помощью специального переговорного устройства. Их разделяли тонкая металлическая перегородка, густая сеть трубок, шлангов, проводов и оглушительный вой моторов, совершенно подавляющий человеческий голос.
Летчик-испытатель добрался до первой по высоте площадки и сказал несколько слов. Наушники сообщили ему, что штурман готов. Летчик дал полный газ, -- гул моторов стал звенящим, пронзительным.
Тень
Летчик диктовал свои наблюдения, бодрый голос штурмана повторял их, прежде чем записать. Все шло нормально. Летчик взял ручку на себя, и они полезли вверх, на следующую площадку.
Земля медленно уходила вниз, меняя свой облик, как если бы на нее смотрели в бинокль, тихо вращая его регулировочный винт.
Самолет теперь на большой высоте.
Здесь воздух реже. Тень машины быстрее скользит по земле.
Они делают замеры -- и опять ввысь.
Становится холоднее, дышать трудновато. Поворот кислородного крана -- и сердцу легче.
Машина все с большим трудом ползет вверх. Ей тяжело, как человеку, уже одолевшему крутой подъем. Но самая трудная вершина еще впереди.
Летчик переговаривается со штурманом.
Кажется, барахлит связь; голос штурмана то замирает на полуслове, то его не слышно совсем.
– - Штурман!
– - во всю мочь кричит летчик.
– - Чего молчишь?
Тихо в наушниках -- ни ответа.
– - Слышишь, штурман?! Высота такая-то, обороты такие-то, скорость такая-то. Повтори!
Но ни один посторонний звук не примешивается к гулу моторов, к свисту вспарываемого воздуха.
Нежная дымка затягивает горизонт.
Температура падает все ниже.
– - Алло, алло, штурман, алло!
– - летчик надрывает горло.
– - Высота столько-то тысяч, столько-то тысяч...
Он слышит только свой голос. Надо снижаться. Какой толк утюжить воздух, раз отказала связь!
Машина опускает нос, и они спускаются полого, не торопясь. Кружатся и выступают из дали земные предметы, будто в другую сторону вертят винт бинокля.
Становится теплее, легче дышать. Можно снять кислородную маску.
Стрелка высотометра нехотя ползет назад.
– - Алло, алло, штурман! Высота три тысячи двести, три тысячи двести! Повтори!
– - снова, на всякий случай, кричит летчик и вздрагивает от неожиданности.
– - Высота три тысячи двести!
– - раздается в наушниках громкий голос штурмана.
– - Что с тобой? Связь, что ли, оборвалась?
– - Нет, ничего. Все в порядке.
– - Почему не отвечал? Меня не слышал?
– - Все время слышал и отвечал.
Самолет планирует. Моторы покашливают на малых оборотах.
Мягкий толчок. Земля. И здесь все выясняется.
У штурмана отказала кислородная система. В одном месте разъединилась трубка.
Они очень плавно поднимались, и штурман незаметно для самого себя потерял сознание. Его последние записи были отрывистыми и неполными. Потом они медленно снижались, -- и штурман так же незаметно пришел в себя, когда стало достаточно кислорода. Услышав голос летчика, он как ни в чем не бывало повторил и записал его слова.