Испытательный срок
Шрифт:
Вообще-то Ира обещала родителям не больше одного коктейля за вечер, но сдерживать подобные зароки она перестала ещё на старших курсах. Немного смущало, что за всё платит Макс, но сам он вёл себя так, будто посиделки в недешёвом заведении для него — сущий пустяк. Ксюша — та точно не заботилась о подобных мелочах: за разговорами она то и дело подзывала официанта и приказывала то подновить закуски, то принести на всех ещё какой-нибудь выпивки. С высоким бокалом в руке, в подвижном свете софитов она была великолепна — хоть сейчас снимай на обложку журнала. Как магконтроль до сих пор из-за неё не перессорился? Привыкли, что
— Ребят, что насчёт потанцевать? — перекрикивая музыку, предложил Макс и кивнул в сторону заполненного людьми танцпола.
Сколько прошло времени, Ира не знала, но глаза у Некрасова уже были шалые. Старову, кажется, в здешней обстановке было не по себе; он обвёл взглядом тёмный зал и как-то неловко пожал плечами.
— Ну, если хочешь, пойдём, — пробормотал он. — Я только отлучусь…
Он тяжело поднялся из-за стола — неужели успел захмелеть, такой-то здоровяк? — и, огибая залитый цветным светом танцпол, побрёл в сторону уборных. Старов и разговор-то поддерживал не слишком охотно; должно быть, не привык к подобному способу отдыха. Зато Ксюшу упрашивать не пришлось: она легко влилась в толпу танцующих — гибкая, красивая, грациозная. К чужим восхищённым взглядам она, кажется, была равнодушна.
— Пойдём, — Макс вскочил с места и всласть потянулся. — Или ты не любишь?
— Нет, почему? Я не против, — почти не соврала Ира. Не то чтобы ей не нравились танцы, но пытаться что-то изобразить на фоне Оксаны не просто бесполезно — кощунственно.
Впрочем, эти ненужные мысли быстро улетучились под напором гулкого ритма и лихорадочно мерцающих огней. Раз или два рядом выныривала Оксана — и тут же вновь терялась в толпе. Где-то мелькал Старов, где-то — Сафонова, и, кажется, даже недалеко друг от друга. Все они растворились в дымном полумраке, пронизанном лучами софитов. Остался только Макс. Как он всё-таки не похож ни на заносчивых коллег, ни на пустопорожних Анькиных приятелей! Может, у него и нет обстоятельных планов на жизнь, как у Старова, или перспектив на солидное наследство, как у Свириденко, но с ним легко и весело. Достаточное основание для серьёзных отношений? Анька сказала бы, что более чем…
— Ну, как тебе тут? — спросил Некрасов, низко склонившись к её уху.
— Ничего, — зачем-то сказала Ира и тут же исправилась: — Круто. Правда, круто.
— Ритм большого города, — Макс дразняще улыбнулся. — Хочешь, удерём? В Москве ночью красиво.
— А остальные как?
— Найдут себе занятие.
Почему бы и нет?.. Дома её рано не ждут. Все знакомые лица, как по заказу, затерялись в судорожно вспыхивающей софитами темноте. Некому смерить насмешливым взглядом, некому напомнить об осмотрительности. Глупо ли доверять человеку, которого знаешь без году неделя? Мудро ли отказываться от шанса хорошо провести вечер, пару месяцев, целую жизнь?.. Нарисованный песок сыпался внутри белёсой акриловой колбы, и в верхней её части оставалось совсем немного.
— Я сейчас вернусь, и пойдём, — пообещала Ира и в порыве пьяной смелости поцеловала Макса в щёку. Оксана наверняка этого ей так не спустит, ну и пожалуйста!
Мимо проплывали бледные пятна чужих лиц, знакомые и незнакомые, красивые и пугающие. После цветных сполохов и пронизывающих тело ритмов коридор, куда выходили двери уборных, казался скорбной глухой норой. Ира прислонилась спиной к стене и зажмурилась, пытаясь унять
А Анька бы пошла. Обязательно пошла бы, потому что привыкла не упускать своего. И что, много раз она сожалела?
— Вы идёте или нет?
Идеальное, чужое, неживое лицо, вернее, грубо нарисованная маска, недовольно кривит кроваво-алые губы. Качать тяжёлой головой трудно, но иначе чудовищная красавица не уйдёт. Мимо скользят и другие, то ли люди, то ли отсветы цветных огней. Лица кажутся хищными и уродливыми, а может, такие они и есть. Одно, особенно мерзкое, плоское и невзрачное, наверное, знакомо ей; все похожи друг на друга в обманчивом полумраке. Липкие пальцы бесцеремонно хватают за запястья, тянут куда-то — должно быть, она помешала кому-нибудь в тесном коридоре. Холодно; кто додумался всё здесь выстудить?
— Ой, девушка, вам плохо? Подождите, я сейчас кого-нибудь позову… Вы с ней побудете?
Голос резкий и неприятный, но он, наверное, прав. Чёрный напольный кафель — совсем близко, так, что видны ненастоящие мраморные прожилки. Серая тень вытягивается ввысь и ускользает. В одиночестве почему-то спокойнее; если бы не болела ещё голова… Надо найти Макса, сказать… Сказать, что прогулки не выйдет; он, должно быть, расстроится…
— Ох ты ж чёрт, Ирка! Что тут у тебя?
Точёное личико искажено… страхом? Одной рукой Оксана тянется за телефоном, другой сжимает Ире запястье — и тут же почему-то вскрикивает.
— Да ты как ледышка! На тебя что, неж… — она сама себя обрывает, тревожно оглядывается по сторонам, прижимает к губам ладонь. — Блин! Блин-блин-блин!
Сполохи замедляют беспорядочное движение, становятся протяжнее и тусклее. Выхваченный из мрака тесный коридор. Блестящий алый шёлк Ксюшиного платья. Макс пробирается сквозь толпу танцующих; лицо у него испуганное, день рождения безнадёжно испорчен. Официант в белоснежной рубашке протягивает высокий коктейльный бокал и уговаривает выпить воды. Тёплая влага льётся мимо губ, пятнает блузку, холодит кожу под тонкой тканью…
— Ты идиот, Старов! Оба вы идиоты!
Непривычно нервный голос слышится, словно сквозь толщу воды. Ледяной воды. Под ладонями — липкий яркий кожзам, в ушах отдаётся невыносимо тяжёлый ритм. Когда она успела отключиться? Надолго?
— Ксюш, успокойся.
— Не успокоюсь! Скажи хоть ты им!..
— Тихо, на нас уже смотрят. Миш, бери Макса и попробуйте догнать.
Догнать… Поди догони тень! Он ведь знает — потому что сам тогда почти упустил. Но двое беспрекословно уходят, а жаль… Лучше бы Макс остался, с ним проще…
— Старов, чёртов придурок, нашёл время…
— Ксюша, сядь. Можно воды, пожалуйста?
Маячившее рядом ослепительно-белое пятно уплывает куда-то в хаос цветных огней. Перебравшие гости здесь — обычное дело, пьяные ссоры — тоже. Оксана зря злится, да и при чём тут Старов? Он что, нанимался пасти глупую секретаршу?
— Дай знать, если будет больно.
Чужие пальцы безошибочно находят пульс. Прикосновение кажется обжигающим, как после долгой прогулки на морозе. Безотчётно хочется ухватиться за спасительно горячую руку, словно иначе — смерть. Но ведь это неправда, нельзя умереть от лёгкого озноба…