Исследователи Гора
Шрифт:
«Разве ты не чувствуешь, что твое место — здесь, у моих ног?»
«Да, господин», — прошептала я.
«Провалы во времени — интереснейшая вещь, — продолжал он, глядя на меня сверху вниз. — Разве мы не были здесь прежде? Разве ты не узнаешь меня, моя прекрасная рабыня?»
«Ты — мой господин», — вымолвила я.
«Я снова разыскал тебя и бросил к своим ногам».
Я глядела на него, трепеща от страха.
«Значит, я — вечная рабыня, а ты — мой вечный господин?»
«Ты —
«Да, господин», — проговорила я, понимая, что я действительно вечная рабыня, а он — один из моих вечных хозяев.
Он достал из плоской шкатулки плеть, поднес к моим губам, и я поцеловала ее.
«Встань!»
Я поднялась. Он обвил меня плетью и подтянул к себе. Я ощутила грудью золотые украшения его одежд. Он держал меня так крепко, что я не могла шевельнуться. Я потянулась губами к его рту…
Белокурая дикарка замолчала и низко опустила голову.
— И что было дальше? — спросил я. Она подняла голову и улыбнулась.
— Не знаю. На этом месте я проснулась.
— Интересный сон… Странно, — размышлял я вслух, — что наивная земная женщина увидела во сне такие детали, как растяжка при порке и дополнительный удар, напоминающий рабыне, что она — рабыня. Обряд целования плети тоже вполне реален и практикуется во многих городах; но как он мог присниться женщине, ничего не знающей о рабстве? Клеймение ножом изредка применяется и сейчас, правда у примитивных народов. Странно, что ты увидела его во сне. Он неизвестен даже многим этнографам. — Я глянул на рабыню. — Ты весьма изобретательна.
— Может быть, я и вправду вечная рабыня, — улыбнулась она.
— Может быть.
— А ты веришь в провалы во времени?
— Не очень, — ответил я. — Я мало что понимаю в таких делах. Я ведь не физик.
— А в то, что у людей может быть много жизней и в каждой из них они могут встречаться?
— Не исключаю. Но поверить в это сложно.
— Такой странный сон… — задумчиво проговорила блондинка.
— Мне кажется, — произнес я, — что сон твой был о нашем мире и нашем времени. В нем зашифрованы не тайны иной реальности, а истины, живущие в твоем подсознании.
— Какие истины?
— Например, что женщина по своей природе — вечная рабыня, а мужчина — вечный господин.
— Мужчины моего мира — не господа своим женщинам.
— Это их и погубило.
— Не всех, — возразила она.
— Может быть, и не всех. Но стоит хоть кому-то из них подвергнуть сомнению уродливые стереотипы, которые вбили ему в голову, как на него тотчас ополчится все
— Неужели у моего мира нет никакой надежды на спасение?
— Почти никакой. Вероятно, кое-где появятся сообщества людей, помнящих, что такое отвага, долг и дисциплина. Эти маленькие общины смогут стать семенем, из которого вырастет новая, здоровая цивилизация людей, живущих в гармонии с собственной природой.
— Неужели моей нынешней цивилизации суждено погибнуть?
— Безусловно. Она сама себя разрушает. По-твоему, агония может продлиться еще тысячу лет?
— Не знаю…
— Боюсь только, — продолжал я, — что на смену ей придет еще более уродливая цивилизация. Блондинка потупила взгляд.
— Люди скорей умрут, чем задумаются, — сказал я.
— Не все, — упрямо возразила она.
— Это правда… В любой культуре найдутся изгои, одинокие странники, с холодным удивлением взирающие на мир с горной вершины.
— Почему же горианам, в отличие от землян, не свойственно стадное чувство?
— Возможно, у них другая психика. А может, это связано с многообразием городов-государств, традиций и каст.
— По-моему, мужчины Гора просто другие.
— Едва ли не все они произошли от землян.
— Наверное, от особенных землян.
— От каких именно? — спросил я.
— От тех, которые способны властвовать.
— На Земле наверняка есть мужчины, способные властвовать, — согласился я.
— Может быть, — вздохнула она. — Не знаю.
— Встань, рабыня, — приказал я.
— Да, господин.
— Нынче ночью ты мне понравилась, рабыня. Пожалуй, ты заслужила клочок ткани на бедра.
— Спасибо, господин!
Глаза ее заблестели. Вряд ли бы она обрадовалась сильней белому шелковому платью до земли.
Я отрезал от рулона алой ткани кусок длиной пять футов и шириной фут, обернул им ее соблазнительные бедра и подоткнул пониже талии, так, чтобы был виден пупок. На Горе это называется «живот рабыни».
— Ты сделал мне «живот рабыни», господин?
— Да. Разве это неправильно?
— Правильно, господин.
— Тебе нравится?
— Очень, господин.
Я не сводил глаз с ее гладкого, упругого животика.
— А знаешь, почему юбки рабынь не завязывают узлом, а подворачивают?
— Почему, господин?
Я взялся за уголок ткани и рванул ее с такой силой, что девушка, ахнув, дважды обернулась вокруг своей оси. Она вновь стояла передо мной обнаженная, испуганная, беззащитная. Рабыня перед господином.
— Теперь поняла?
— Да, господин.
Я бросил ей лоскут, и она поспешно обмотала его вокруг бедер, не забыв при этом обнажить живот.