Истерия, или верните мне моё тело!
Шрифт:
Я всегда знала, что ты сучка– «Розали»
Сама такая. Ладно, не дрейфь на перемене поговорим. Не ты первая, не ты последняя :) – «Джаспер»
Лорен, ничего не поняв, перечитала еще два раза, и все три раза вывод один - бред какой-то! Джаспер рассказывает сестре о критических днях, в восемнадцать лет-то? И причем тут Эмметт? Спрятав
(Эмметт) встретил (Розали) в коридоре, (она) с (Джаспером) и (Эдвардом) направлялась в столовую, так как была большая перемена. (Эмметт) присоединился к ним.
– Роуз, я в полной заднице, – промолвил (Эмметт). – Когда у тебя должны критические дни начаться?
(Розали) на мгновенье задумалась, после чего ответила:
– Сегодня-завтра.
– Пиздец! – скривился (Эмметт). (Джаспер) с (Эдвардом) засмеялись.
– Че ржете, придурки? – возмутился (Эмметт). – Думаете, вас это стороной обойдет?
(Парни), переглянувшись, перестали смеяться. Друзья зашли в столовую. (Белла) с (Элис) уже сидели за столом.
За соседним столиком сидел комитет в полном составе. Комитетовцы полушепотом, чтобы не услышали психи, обсуждал странную переписку между Розали и Джаспером.
– Не понятно, почему Розали говорит о себе в третьем лице: «у Розали болит живот», - удивлялась Анжела.
– Да это ерунда, просто прикалывается, – задумчиво отвечала Джессика. – Но почему она ведет себя так, будто впервые с этим столкнулась?
– А вы видели ее фонарь? – вставил Эрик. – Я слышал, она вчера в баре отлупила троих чуваков!
Все удивленно уставились на Эрика.
(Эмметт), (Розали), (Джаспер) и (Эдвард), взяв себе напитки и бутерброды, сели за свой столик.
– Может, ей по голове вчера надавали, и у нее полный сдвиг произошел? – предположил Майк.
– По-моему, у нее давно сдвиг произошел, – вставила Лорен.
– И еще не понятно, почему Джаспер назвал ее в записке Эмметтом, – задумалась Джессика.
– А-а-а, – вдруг вспомнил Майк, – я помню, когда-то Эдвард Каллен тряс Розали за шкирки, назвав ее при этом Эмметтом сукой.
– Эмметт сука? – воскликнул удивленно Эрик, не очень громко, но достаточно, чтобы это услышал (Эмметт), сидящий спиной ближе всех к комитетовцам.
Розали резко замерла, а потом с воплем:
– Я не поняла! – внезапно вскочила со стула.
Ее друзья не поняли, что произошло, а комитетовцы сразу же напряглись, с опаской поглядывая на блондинку.
– Вы че, блядь, терпилы позорные! Гниды подзаборные! Кто?! – гневно рычала Розали, медленно крутясь на столе и проводя взглядом по всем сидящим.
– Я спрашиваю, кто, своим поганым помелом упомянул имя Эмметта? Ты, глиста тифозная?! – рявкнула Розали на перепуганного Эрика. Перед ним стоял апельсиновый сок в пластмассовом стаканчике, блондинка зафутболила этот стаканчик в Эрика, сок разлился по рубашке.
– Отвечай, когда я спрашиваю! Чума марокканская!
– Я…я… - промямлил Эрик, – прости, я не то имел в виду…
– Кадык, бля, вырву, еще раз услышу! – с этими словами Розали замахнулась рукой на Эрика, растопырив пальцы, парень зажмурился, но блондинка не ударила.
Друзья Розали с улыбками наблюдали за происходящим, все остальные не могли понять, почему оскорбленный Эмметт сидит спокойно за своим столом и лыбится, а разъяренная Розали беснуется на столе, защищая своего друга. Все взгляды были прикованы к блондинке, никто не обратил внимания на пришедшего в столовую директора школы.
– Жопы всем порву на немецкий крест! – орала Розали на членов комитета. – Еще раз услышу! Мандавошки вы задроченные!
Пока возмущенный до предела директор приближался к блондинке, она, не замечая его, успела подробно рассказать комитетовцам что, и в каких позах, она с ними будет делать, если еще раз кто-нибудь из них откроет свое анальное отверстие в адрес ее компании.
Когда директор был уже рядом, его челюсть отвисла до максимума, уши скрутились в трубочки, глаза расширились до 50-центовой монеты, а руки дрожали от гнева.
– Хейл! – рявкнул он не своим голосом. Розали замерла и вместе со всеми уставилась на директора.
– Немедленно слезла со стола! И мигом ко мне в кабинет! – проорал мистер Ратс.
«Упс», - подумал (Эмметт).
Друзья (Эмметта) ожидали (его) около кабинета директора.
Директор, пытаясь держать себя в руках, рассказывал Розали, что она является не только самым большим корнем зла в их школе, но еще и позором и головной болью своего уважаемого и достопочтенного отца – мистера Хейла. Ей должно быть стыдно за свое отвратное, непристойное и возмутительное поведение.
(Эмметт) внимательно слушал речи директора, стараясь не зевнуть, но когда (он) вдруг почувствовал некую влагу на нижнем белье, то резко вскочил со стула.
– Простите, – пробормотала Розали директору, – уже началось! Мне пора! – И она двинула к выходу.