Истинное имя
Шрифт:
В конце концов, даже слепой заметил бы, что Валиор не очень-то привязан к Безымянному.
– Значит, ты считаешь, что он убежал из дома?… Быстро говори, с чего ты это взял, – прошипел бывший стражник, совладав с первым приступом гнева.
– Ну… Он похвастался, что знает, как добраться до Энмерри. Еще он говорил, что хочет поступить в ученики. Мы с приятелями видели, как он таскал еду из дома и прятал ее в лесу. А сегодня мы заглянули в его тайник, и там ничего не было, – оттарабанил Каттинар, заранее подумавший над доказательствами. И решивщий, что гораздо лучше будет ограничиться разными подозрительными мелочами,
Но Валиор не оценил тонкости доводов Катти и повернул его слова самым неожиданным для того образом, ответив:
– Ах, вы, значит, видели! И даже знали, что он собирается сбежать! Так почему вы раньше ни о чем не рассказали?!
Валиор был в бешенстве. Катти пробормотал, что им и в голову не приходило, что приемыш в самом деле решится на побег. Он даже счел необходимым пояснить, что все его друзья считали разговоры Безымянного об Энмерри обыкновенной похвальбой.
Валиор сверлил Катти тяжелым взглядом. Каттинар уже успел подумать, что он не поверил ему и сейчас начнет допытываться, что произошло с приемышем на самом деле – от одной мысли об этом его прошиб холодный пот, – но отец Безымянного ограничился вопросом:
– И где вы с ним встретились в последний раз?
– Недалеко отсюда. На развилке у опушки леса.
– И куда он направлялся?
– Кажется… кажется, в сторону Старой дороги.
Валиор негромко выругался.
– Значит, он уже дошел до Белого ручья, а то и до Горелой балки, – подытожил он. – Сейчас уже темно, а он, конечно же, не заночует прямо на дороге. Тьфу ты!… Завтра утром одолжу у Сура лошадь и поеду в город. Надо разыскать паршивца и вернуть его назад. Ну, он у меня еще получит!…
Каттинар незаметно перевел дыхание. Валиор ему поверил. Правда, завтра он поедет в город, и, конечно, никакого Безымянного там не найдет. Но ведь причина, по который мальчик не добрался до Энмерри, может быть какой угодно. В любом случае, за это спрос уж точно не с него и не с его друзей.
Катти заставил себя выкинуть из головы мысль о приемыше, увязающем в болотной тине и отчаянно колотящем руками по воде. "Пусть так. Но это все равно давно закончилось, – сказал себе Катти. – И самым лучшим будет побыстрее обо всем забыть"
"Может быть, они отправятся на поиски завтра утром?" – думал Безымянный. – "Ночью на болоте проще утонуть, чем вытащить кого-нибудь"
Но это было слабым утешением. Он замерз, чудовищно устал, и тело одеревенело от долгого сидения на одном месте. Глаза у Безымянного слипались, так что он боялся, что уснет и свалится с бревна. Но среди других тревог этот обычный страх был далеко не самым сильным.
Приемышу уже не раз случалось ночевать в лесу, но тогда он не сидел в кромешной темноте, а мирно засыпал у догоравшего костра, отбрасывающего теплый свет на развесистые лапы старых елей. Сейчас он был бы рад услышать даже жутковатое уханье совы, но на болоте было тихо, очень тихо. А иногда он слышал чавкающие звуки, как будто кто-то невидимый шел прямо к нему через топь, и чувствовал, как все внутри него сжимается от ужаса. Крестьяне, обходившие болота стороной, с особым удовольствием пугали друг друга страшными историями про эту топь, и Безымянный в
Чувствуя, что он совсем расклеится, если и дальше будет думать о таких вещах, приемыш запретил себе паниковать и даже начал весело насвистывать, чтобы отвлечься от ненужных мыслей. Из-за этого он чуть не пропустил неясный шум, доносящийся со стороны дороги. Когда ему стало ясно, что этот шум ему не померещился, он резко оборвал мелодию пастушьей песни, которой только что пытался подражать, и стал напряженно прислушиваться.
Шум постепенно приближался и все меньше походил на звуки, которые обычно можно услышать в ночном лесу. А когда до ушей Безымянного донеслось лошадиное ржание, то он окончательно уверился в том, о чем раньше боялся даже думать – на Старой дороге в самом деле были люди!
Он набрал в легкие как можно больше воздуха и что было силы закричал:
– Помогите!… По-мо-ги-те мне! Я здесь!!
Если он услышал "их" коней, значит, дорога совсем близко. Кто бы они ни были, они должны его услышать. Безымянный продолжал кричать:
– Сюда! На помощь!…
Он догадывался, что эти люди не имеют ничего общего с жителями их деревни – они ехали со стороны Энмерри, в то время как крестьяне, если бы они отправились на поиски, пришли бы с противоположной стороны. Но в тот момент ему было наплевать на то, кто это может быть. Ему хотелось только одного – чтобы его услышали и вытащили из болота.
Безымянному почудилось, будто со стороны дороги кто-то закричал ему в ответ. Он мгновенно смолк, чтобы проверить эту догадку.
– Мы уже идем! Держись! – донеслось до Безымянного. Кричал мужчина.
Только тут приемыш сообразил, что, немного отойдя от дороги, его добровольные помощники окажутся в ловушке. Если они прибыли издалека, то могут и не знать об этом.
– Осторожно! Здесь болото! – завопил он, привставая на бревне. – Я не знаю, как сюда добраться! Здесь кругом трясина! Топь!
Откричавшись, он прислушался. В ответ не донеслось ни звука.
"Вдруг они решат уехать?" – ужаснулся Безымянный.
Несколько секунд он напряженно вслушивался в тишину, потом, не удержавшись, крикнул:
– Ээээй!
– Мы скоро будем, – крикнули в ответ. – Сколько ты еще сумеешь продержаться?…
– Сколько угодно! – отозвался Безымянный, не в силах скрыть радости в голосе.
Ему даже показалось, что он расслышал чей-то смешок в ответ на последнюю реплику, но это, разумеется, было игрой его воображения – с такого расстояния он мог бы услышать незнакомца, только если бы тому вдруг вздумалось расхохотаться в голос.
Через несколько минут он увидел вдалеке свет факелов, и сердце радостно заколотилось. Помощь была совсем рядом. Именно теперь ему совсем некстати вспомнились пересуды взрослых, обсуждавших появление в Энмерии заезжих работорговцев. Говорили, что отсюда они следуют во Внутренние земли, где даже имперскими законами до сих пор не удалось искоренить работорговлю, а в дороге по дешевке скупают у распорядителей каменоломни осужденных на каторжные работы и еще воруют у крестьян детей.
И если неожиданная помощь исходила от кого-то вроде них, то они увезут его с собой и где-нибудь за тридевять земель отсюда продадут какому-нибудь перекупщику.