Источник пустого мира
Шрифт:
Веслав чертыхнулся, ощупывая карманы. Запас кроветвора и укрепляющего у него был ограничен, а ингредиентов в этой местности набраться неоткуда.
Эдмус не приземлился — упал метров за десять от нас, как будто крылья не могли его держать. Лицо спирита было мертвого светло-серого оттенка, глаза расширены, губы дергаются, грудь ходит ходуном. Неуверенно и слабо он поднялся на ноги, сделал жест, чтобы мы не подходили — мы уже бросились к нему и поэтому застыли на полпути. Потом шагнул два раза, оперся о дерево, и его вырвало.
— Никогда… — наконец еле слышно
Йехар бросился к Эдмусу первым, помогая ему принять нормальное положение.
— Что?
Спирит качал головой. Зубы у него стучали, а взгляд был совершенно расфокусированным.
— Что, Эдмус? — продолжал допытываться Йехар. — Ты ранен? Что случилось? Ты ранен?
— Это не ранение, он в шоке, — процедил Веслав, отталкивая Йехара в сторону. — Вот, пей. Зубы сожми крепче, а то внутри не удержишь.
Успокаивающее подействовало, но не на сто процентов: дрожь прекратилась, но выглядел спирит все еще так, будто его оглушили.
— А теперь скажи, что ты видел.
Но Эдмус только головой покачал и снова застучал зубами. Веслав встряхнул его пару раз, поймал взгляд и отпустил.
— Совсем плох. Ну, и что теперь — идем, что ли? Похоже, там не то что неладно, а совсем…
— Нарвемся ведь, — заметила Виола.
— Идти все равно нужно, — тихо ответил Йехар. — Наш долг…
При этом слове все скривились, дружно дали отмашку левой рукой и повернулись в сторону города.
И как только мы это сделали — Эдмус смог говорить.
— Оля… останься, — вдруг выдавил он. — Виола, ты тоже.
Йехар пожал плечами и сделал жест, что мол, раз говорит разведка — оставайтесь. Мы дружно взбунтовались.
— С какой это стати? Эдмус, там бой предстоит?
Спирит покачал головой и закрыл лицо руками. Веслав поглядывал на него с тревогой.
— Остался бы правда хоть кто-то, а то… Йехар?
— Сейчас ему лучше быть одному, — вслушиваясь, ответил тот. — Ладно, нет времени спорить, идемте все.
Мы добирались быстро и молча. Уже на полпути я начала жалеть, что мы бросили Эдмуса, но высказывать вслух это было небезопасно: иначе меня точно отправили назад. А у меня было чувство, что я должна оказаться в этом городе. Вот должна, и точка, и почему не знаю, может, это та самая хваленая интуиция просыпается?
Единственная фраза принадлежала Йехару.
— Нужны щиты.
Какие, он не уточнил: это и так было ясно. Виола сосредоточилась и принялась выделывать пассы руками. Вокруг нас зарябил воздух, создавая незримый нам морок.
Когда стало казаться, что идем мы целую вечность, я осмелилась сделать веселенький вывод:
— Кажись, заблудились.
И как будто разрушила двумя словами плотину молчания.
— В этих лесах хаос ногу сломит, — огрызнулся Веслав. — Но я-то тоже не на равнине жил. Идем правильно.
— Не знаю, как мы там идем… Йехар, ты чувствуешь что-нибудь живое?
Он молча покачал головой.
— А что чувствовать, вы по дохлым ламинакам идете, — отозвалась Виола. — И судя по глазам, у них всех был разрыв сердца.
Одного взгляда под ноги
— И ни звука вокруг, — заметил алхимик. — Молчит лес.
— К тому же на карту это озеро нанесено не было. Сбой, что ли?
А эта фраза принадлежала мне, и вызвана она была тем, что впереди, между деревьями наметился какой-то блеск, похожий на водный.
— Озеро? — Веслав внимательно глянул на меня. — А ты воду чувствуешь?
Приходилось признать, что — нет. Йехар вдруг охнул и бросился по дороге бегом.
Мы нагнали его только на самой опушке, которая образовала небольшое возвышение — скиталец по мирам стоял, опершись на меч, глядя вперед и вниз, на огромное тускло блестящее пространство, которое начиналось прямо под его ногами. Оно не было однородным, скорее напоминало шахматную доску. Часть занимала какая-то странная, неровная поверхность, похожая на мутное стекло или на грязный лед — она-то и приковала наш взгляд. В этом стекле были разбросаны возвышения-островки черного цвета. Травы не было, не было и цветов, и только если присмотреться — начинало казаться, что под слоем стекла проступает земля. Выглядело все настолько загадочно и непонятно, что я простояла пару минут, заворожено рассматривая этот пейзаж, и только потом повернулась к остальным.
— Что это такое?
Мне не ответили. Веслав, бледный до синевы, вдруг шатнулся вперед и, словно слепой побрел по похрустывающей стеклянной поверхности. Он шел к одной из черных кучек — пепла, поняла я вдруг, и осознала, что это такое даже раньше, чем Виола поднесла мертвой рукой к моему лицу карту.
Мы стояли на окраине города.
На окраине того, что когда-то было городом. Теперь же там, где стояли дома, остались кучи прогоревшего пепла. Блестели же дорожки, неведомым жаром превращенные в стекло — я вспомнила, как они выглядели в других городах: посыпанные песком, аккуратные — теперь они были расплавлены и растеклись, закрывая то, что осталось от домов.
Больше не было ничего. И только если приглядеться — можно было увидеть, что в эти дорожки вплавлены смутные, едва различимые силуэты… большие и маленькие…
Я попятилась, хватая ртом воздух. Издевательски стерильный воздух с лесными с-ароматами, я помню как сейчас — в нем не было запаха гари, запаха смерти. Он был таким же, как всегда, да и лес вокруг тоже был, ах нет, не был, он как-то странно шумел, то есть, Веслав говорил, что лес молчит, а шумело — это у меня в ушах, и эти почти утратившие свою форму силуэты вдруг как-то поплыли перед глазами…
Меня подхватила Виола. Прислонила к какому-то дереву, кора поцарапала мне руку, как будто напоминая из чистого злорадства: ты не сможешь проснуться, это не сон. Можешь сказать «пока» своим иллюзиям.
Я перевела глаза на смутно проступающее на фоне тусклого стеклянного блеска — он теперь бил по глазам, даже когда я на него не смотрела — лицо Виолы, и… все. Что было потом, я просто не помню. Утешало одно: то, что никто меня не пытался успокаивать, обозначало, что все примерно в таком же состоянии.