Источник судьбы

Алехин Павел

– Я никогда не причиняю зла людям, которые добровольно отдались в мою волю! Ведь и сам Христос учит нас быть милосердными к врагам, хотя вы, язычники, этого и не знаете. Я обещаю, что не причиню зла Ульву конунгу и его семье. Кто, кстати, остался в его семье?

– Только женщины: его мать и невестка, жена… вдова Сигурда конунга. И она – знатного рода, дочь великого князя вендов. Как и мать Ульва конунга, та в родстве с князьями ободритского Рёрика. Ты наживешь себе лишние неприятности, кроме урона чести, если станешь воевать с женщинами.

– О своей чести я позабочусь сам, а они путь позаботятся о своих жизнях. Ну, хватит болтать! – нетерпеливо прикрикнул

Харальд. Рерик, ушедший к Хохбургу, уже мог вернуться, и Харальд намеревался встретить его уже в конунговой усадьбе. – Не бойся, прикажи открывать. Я никого не трону. Но если меня еще хоть сколько-нибудь заставят стоять под воротами, как бродягу, я уже не буду такой добрый, клянусь Одином… Тьфу, Христом.

– Подожди, я прикажу людям сложить оружие, – вздохнул Альв и ушел в дом.

Рерик, с большей частью войска обложивший Хохбург, тем временем вел переговоры с Торхаллем хёвдингом. Сам Рерик, правда, был не слишком склонен к каким бы то ни было переговорам, а предпочитал просто ударить и захватить холм, тем более что все его защиту составлял один бревенчатый частокол. Но опыт и предусмотрительность склонили его принять выкуп и пообещать не покушаться на жизнь, свободу и имущество горожан. Ведь они хотели не просто взять добычу и уйти, они хотели остаться в этом городе и править этими людьми. А для этого достаточно было внушить им страх и почтение, но не ненависть.

Торхалль хёвдинг хорошо понимал, что без конунгов и почти без войска он не удержит Хохбург, тем более что помощи было ждать неоткуда. Он также совсем не хотел увидеть своих дочерей на рабском рынке, поэтому переговоры между ним и Рериком быстро свелись только к спору о сумме выкупа. Причем и здесь жадность не довела бы до добра: богатство Хейдабьюра происходило из торговли, и его жителям следовало оставить возможность торговать и далее. Не случайно большую половину укрывшихся в Хохбурге составляли торговцы, и для переговоров к нему отрядили все тех же Альгрима сына Гротти, по прозвищу Поросенок, и Гисли Восточного.

– Эти деньги – семена, которые можно просто съесть, а можно посеять! – убеждал Гисли. – Если вы все возьмете сейчас, то разбогатее ненадолго. А если оставите деньги людям, то это будет посев, а урожай вы будете снимать каждый год снова и снова.

В конце концов договорились всего на седьмой части всего имущества, и Рерик поклялся от имени своих людей не покушаться на большее. Ворота открылись, жители, после осмотра и оценки спасенного имущества уплачивали седьмую часть и возвращались в свои дома. В ближайшее время новым конунгам Хейдабьюра предстояло множество разбирательств о том, должно быть включено в сумму выкупа то имущество, которое жители при бегстве оставляли в домах, а по возвращении там не нашли, или не должно. Но пока в городе царила суматоха, родные подбирали погибших. Харальд и Рерик, опять соединившись, разместились в усадьбе Слиасторп, основная часть войска заняла гостевые дома и даже корабельные сараи. От всех знатных семей Хейдабьюра были взяты в залог сыновья или дочери, которых пока разместили на конунговом дворе.

Проходя по улицам вика, Рерик пытался что-нибудь вспомнить о нем, но не мог: он был уж слишком мал, когда его отсюда увезли, и оттого у него не было чувства, что он вернулся на родину и на землю своих предков. Казалось, эти улицы, эти стоящие плотно друг к другу деревянные дома со стенами из стоймя вкопанных досок или плетенными из прутьев и обмазанными глиной, под высокими двускатными крышами, должны вызвать что-то в душе, но он смотрел на все это как на новость

и еще не верил, что ко всему этому надо привыкать навсегда. Поселение располагалось по обоим берегам ручья, впадавшего в Слиас – фьорд. Еще в Дорестаде торговцы – фризы рассказывали, что Годфред конунг приказал выпрямить берега ручья и выстроить деревянную набережную. Улицы расходились от ручья в обе стороны. Все пространство делилось на участки, огроженные забором; каждый участок находился в собственности одной семьи и передавался по наследству. Многие из домов были обитаемы только летом, когда приезжали торговцы, а зимой оставались покинутыми. Улицы и подходы к домам тоже были вымощены досками, что в слякотную погоду составляло большое удобство. Нередко между домами попадались колодцы – пить воду из реки Шлей было нельзя, она считалась «гнилой», невкусной и вредной для здоровья. И дома, и мостовые, и колодцы были построены из дуба, в изобилии растущего в окрестностях. Запаха навоза, привычного признака любого человеческого жилья, здесь совсем не ощущалось и лепешки под ноги не попадались – скота в городе совсем не держали, жители покупали мясо у приезжающих на рынок бондов.

Усадьба Слиасторп мало чем отличалась от остальных, разве что кроме большого хозяйского дома имела еще несколько – для гостей и дружины, а также полуземлянки для работников и для женщин. В девичьей громоздилось несколько ткацких станов – и старинных, за которыми работали стоя, и два новых, где ткачиха сидела, пользуясь особой педалью, что позволяло ткать в несколько раз быстрее. Тут же сильные рабыни вращали каменные жернова, чтобы намолоть муки на хлеб для всех обитателей усадьбы, тут же играли дети этих самых рабынь, а по углам стояли корыта для стирки и всякие сундуки и лари с припасами и готовыми тканями.

Войдя в усадьбу, Харальд первым делом потребовал, чтобы ему предъявили всех находящихся тут родичей Сигурда конунга и его сокровища. Велев выгнать всех женщин из полуземлянки – девичьей, куда они с перепугу забились, он прошелся вдоль стайки, пристальным взглядом окидывая самых молодых и хорошеньких.

– Кто из вас жена Сигурда конунга? – спросил он, но сам уже выделил в толпе молодую женщину, одетую богаче всех, в хенгерок из коричневато-розового плотного шелка, поверх платья из тонкой синей фризской шерсти, с тремя рядами разноцветных бус с серебряными и даже золотыми подвесками.

– Это я. – Королева Вальгер наклонила голову. Ей было очень страшно, но прятаться было ниже ее достоинства.

– Как тебя зовут?

– Здесь меня называют Вальгерд.

– Кто твой отец?

– Князь вильцев Боревит.

– Так ты вендка?

– Да.

– Ну, что ж? – Харальд усмехнулся и обернулся к Рерику. – Моя жена скоро приедет, так что по справедливости эту женщину я отдаю тебе, Рери. Нравится? Она молодая, красивая и знатного рода, вполне достойна конунга. Может, она отчасти заменит тебе ту, которой ты лишился.

– Говорят, тут есть еще одна женщина из хозяйской семьи, – ответил Рерик, кивая на Химмелин. – Говорят, это мать Ульва, младшего брата. Помнишь, нам на Съялланде когда-то рассказывали, что у Сигимара двое сыновей родилось от какой-то вендки-пленницы? Похоже, это она.

– Ну, эта старовата – едва ли на что путное сгодится. – Харальд усмехнулся. – Впрочем, если тебе, Оттар, она нравится, то можешь забрать.

– Спасибо, конунг, но я подберу себе девушку помоложе, пусть и не такую знатную, – ответил Оттар под смех дружины. – Я не больно-то честолюбив, да и род мой не так высок, чтобы на королеву зариться.