Источник вечной жизни
Шрифт:
– Значит, ты собираешься признать получение взяток от пациентов?!
– Ну уж нет!
Раздавшийся вслед за этим грохот и возглас, в котором смешались удивление и боль, заставили Лилю вскочить с вопросом:
– Что случилось?!
Она получила ответ немедленно: турка, которая стояла на огне, валялась на полу, а Кай, чертыхаясь, кинулся к крану и сунул руку под струю холодной воды.
– Ошпарился, да?
– Они не заставят меня признаться в том, что я тянул с больных деньги, – никогда! – вместо ответа сквозь зубы отозвался Кай.
–
– В холодильнике есть пантенол, – прокряхтел он. – Бинт в шкафу прямо над твоей головой...
Лиля быстро разыскала все, что нужно. К тому времени Кай вытащил ладонь из-под воды и рассматривал ожог. Кисть покраснела, как вареный рак, и Лиля подумала, что даже неплохо, что Кая отстранили от операций – все равно он не смог бы работать с такой рукой. Он попытался вырвать у девушки тюбик с мазью, но Лиля решительно отстранила его локтем и сама взялась за дело.
– У тебя неплохо получается, – прокомментировал он, наблюдая за ее ловкими движениями. – Можешь пойти на травматологию или, в крайнем случае, в ожоговый центр.
– Я не собираюсь продолжать разговор на эту тему! – отрезала девушка. – У меня была веская причина пойти на онкологию, и ты о ней знаешь. Интересно, что тебя туда привело?
– Ну, большинство тех, кто работает в этой области, имеет схожие причины.
– И кто же умер у тебя?
– Отец.
– Но говорят, что твой отец живет в Южной Корее! – вырвалось у Лили.
– Правильно говорят, – после паузы, как бы с неохотой, согласился Кай. – Мой биологический отец действительно живет в Сеуле. Умер человек, который вырастил меня, муж моей матери.
– Он был врачом?
– Нет. Он был инженером, всю жизнь проработал на заводе.
– Как же тебя занесло в медицину?
– Моя мать – пластический хирург, ей принадлежит несколько клиник в Питере – может, слыхала про «Медею»?
– Сеть «Медея» принадлежит твоей матери?!
– Угу.
– Господи, да ты ведь мог тоже стать пластиком и зашибать кучу денег! А твой родной отец кто?
– Финансист – ничего общего с медициной. Богатый человек, живет один, как выяснилось. Так и не встретил никого после матери.
– Почему же они...
– Почему расстались? О, ты не знаешь мою мать!
– Она такая ужасная? – недоверчиво спросила Лиля.
– Хуже, чем ты можешь представить.
Лицо Кая выглядело совершенно серьезным, и девушка подавила желание улыбнуться. Ей странно было слышать такие слова о собственной матери от взрослого мужчины. Подростки, особенно мальчишки, частенько ненавидят матерей – за то, что они слишком строгие, или слишком слабые, на их взгляд, или по каким-то еще причинам. Однако Кай – не подросток.
– Она что, била тебя? – неуверенно предположила девушка, широко раскрытыми глазами глядя на Кая. Она до сих пор держала его руку в своей – это доставляло ей удовольствие, хотя перевязка была давно закончена.
– Била? Моя мать?!
– Ну, ты так о ней говоришь...
– И поэтому ты решила, что она меня
Запрокинув голову, Кай расхохотался. Лиля не знала, что и подумать: кажется, она выставила себя полной дурой. Успокоившись, Кай сказал:
– Нет, подруга, моя мать никогда не поднимала на меня руку. Просто она никогда не позволила бы кому-то занять главенствующее положение в семье, не смогла бы выпустить из рук бразды правления.
– Она такая властная?
– Именно. Ни за что на свете моя мать не согласилась бы уехать в другую страну, где она никого не знает и где ее дальнейшая жизнь во многом зависела бы от мужа. Как уроженец этой страны, он был бы успешнее, состоятельнее нее, а такого мать просто не допустила бы, понимаешь?
– А твой отчим... в смысле тот, кого ты считаешь отцом?
– Он был просто хорошим человеком. Очень мягким, покладистым – такие люди редко встречаются. Он не мешал матери руководить, и они жили душа в душу.
– А ты видел настоящего отца?
– Время от времени мы встречаемся. Раньше мать и слышать об этом не хотела, но после смерти... Он тоже неплохой человек, но мы совершенно чужие.
– И ты был в Сеуле?
– Несколько раз. Когда первый раз приехал, у меня появилось странное ощущение. Тебе этого, конечно, не понять, а я вот с детства знал, что отличаюсь от остальных детей – во всяком случае, от большинства.
– Ты о чем?
– Да ладно, брось! Глаза у меня узкие, кожа другого цвета – да сама знаешь, что я тебе рассказываю?
Лиля хотела сказать, что у Кая очень красивые глаза, и цвет его кожи ее вполне устраивает, но прикусила язык, боясь спугнуть его неожиданное желание поделиться сокровенным – такого шанса узнать побольше о Кае могло больше никогда не представиться!
– Когда я оказался в аэропорту Сеула, – говорил он между тем, – и увидел всех этих людей... Они были как я, понимаешь? Впервые в жизни я смешался с толпой, и это ощущение было просто невероятным!
– А почему ты там не остался?
– Возможность всегда остается – отец только обрадовался бы, но... Я вырос здесь, воспитанный точно так же, как ты, как большинство моих друзей и знакомых. Я не ем собак, не хожу в храм молиться Будде, не соблюдаю корейских традиций. Как ни смешно это прозвучит, я – русский человек, и, наверное, уже ничто этого не изменит! Ты, по-моему, закончила?
Лиля неохотно выпустила руку Кая.
– Ну вот, столько добра попортил, – вздохнул он, глядя на разлитый по полу кофе и темно-коричневые сгустки, налипшие на плиту.
– Я уберу, – вскочила Лия и схватилась за тряпку.
Через несколько минут от грязи не осталось и следа, и она вновь водрузила отмытую турку на огонь.
– Значит, ты не согласен с обвинениями насчет взяток? – уточнила она, усаживаясь напротив него, подперев рукой подбородок в ожидании, пока закипит вода.
– Разумеется, нет! – фыркнул Кай. – Во-первых, это уголовщина, а во-вторых, я никому не позволю смешивать собственное имя с грязью.