Источник
Шрифт:
Я заверил его, что она полна любви к нему, и он захныкал, как ребенок.
– Она единственная, кто так ко мне относится. – Снова перехватив меня за руку, он признался: – Ты же знаешь, что Мариамна никогда не любила меня… Она относилась ко мне с презрением… говорила, что я не настоящий царь. – Он с подозрением огляделся и прошептал: – Я думаю, что у нее был любовник. Человек, который приходил во дворец стричь ее.
– Прекрати богохульствовать, – сказал я ему, словно он был ребенком, которого надо было уложить обратно в постель. – Всего лишь на прошлой неделе Шеломит сказала мне, что любит тебя. Но если ты продолжишь убивать евреев, даже она возненавидит тебя.
Схватившись за горло, он в ужасе уставился
– Шеломит возненавидит меня? Неужели она не понимает, что все мои поступки имели одну цель – помочь ее евреям? Мирмекс, скажи мне честно – когда я умру, евреи будут скорбеть по мне, не так ли?
Почему я ему это сказал? Что мешало мне согласиться с этим сумасшедшим стариком, что я не раз делал в предыдущие годы? Какое для меня имело значение, будут ли евреи скорбеть по нему или нет? Но я сказал ему:
– Ирод, если ты продолжишь убийства, то никто не пожалеет о тебе.
Он отшатнулся, словно я ударил его. Ирод словно подавился моими словами. От его разлагающегося тела шел такой запах гниения, что я с отвращением посмотрел на него. Это привело его в ярость, и он начал орать:
– Ты ошибаешься, Мирмекс, клянусь всеми богами, ты ошибаешься! Евреи будут оплакивать меня так, как никогда не скорбели раньше. – Он позвал своих наемников – африканцев, киликийцев, египтян, германцев, персов, – которые хладнокровно перебили всех вождей иудаизма, и визгливым голосом стал отдавать им короткие резкие приказы: – Отправляйтесь во все города Иудеи. Арестуйте там всех видных горожан. Бросьте их по тюрьмам и охраняйте их. Кормите их досыта. Дайте им все удобства. А в день моей смерти перебейте их! – Солдаты изумленно застыли на месте, а Ирод продолжил: – А теперь отправляйтесь по городам. Вплоть до самых маленьких. Даже в Макор. И начните с ареста этого человека! – Дрожащим пальцем он показал на меня. – Он и его жена умрут. Убейте их так, как я вам приказал.
Ирод снова принялся шататься по комнате, размахивая и рубя воздух правой рукой. Выхватив меч у одного из своих германцев, он стал голосовать воздух у меня перед глазами.
– Рубите его до смерти! Перебейте всех видных людей в царстве! – потеряв силы, он рухнул на вонючие простыни и ухмыльнулся мне. Его лицо с выбитыми зубами было похоже на уродливую маску. – Ты умрешь, Мирмекс. Почему ты должен быть высоким и стройным, когда я превратился в чудовище? Почему у тебя свои зубы и волосы, когда у твоего царя нет ничего, кроме гниющего тела? Почему у тебя есть Шеломит, а у меня отняли единственную женщину, которую я любил? Ты умрешь. Все вы умрете.
И когда солдаты двинулись арестовывать меня, он разразился рыданиями на своем ложе, а я вспомнил древнюю поэму царя Давида, которую Шеломит часто пела мне:
Каждую ночь я плыву на своем ложе, И оно увлажнено моими слезами. В печали я выплакал все глаза…Ирод был законным наследником царя Давида, так что были основания их сравнивать, но, стоя перед ним в роли пленника, я думал, как давний царь Иудейский оплакивал свершенные им великие грехи и искал утешения во всепрощении еврейского Бога, которому он неумело пытался служить; Ирод же плакал только по себе, по своему личному убожеству. Он взывал о милости Божьей, но не мог найти успокоения.
Со своего ложа он выкрикнул последние слова, которые мне довелось услышать от старого друга:
– Когда я умру, евреи не будут скорбеть по мне. Пусть они скорбят по своим богам.
И меня увели.
Под охраной меня доставили в Макор. Как заключенный я миновал Себасту, город, которому, перестроив, я придал величие и назвал его в честь жены Августа. С кандалами на руках я оставил за собой Назарет, Кану и Иотапату.
– Передайте царю Ироду, – сказала она солдатам, – мне очень жаль, что он убил Мариамну. – Эти несколько слов заключали в себе бесконечное презрение, которое она испытывала к нему.
Все это случилось три дня назад. Жители нашего маленького города вели себя так, как и предсказывал Ирод. Неевреи подходили к ступеням храма и горестно оплакивали мою судьбу, а я говорил им, что, как римлянин, я готов к смерти. Евреи же приходили навестить Шеломит, ибо ее отец был достойным человеком, оставившим по себе глубокую память в Галилее, и она столь же убежденно говорила им, что прожила долгую и хорошую жизнь и что бесчестье казни не может унизить ее. Мои соотечественники выдвигали аргументы, а ее – возносили молитвы, и получалось, что нам с Шеломит приходилось утешать и успокаивать живущих, а не слушать их слезные сетования по нашему поводу. Но мне не хотелось бы создавать впечатление, что мы вели себя как истые стоики. Вчера я подошел к жене, когда она протирала уставшее лицо душистым маслом, которое хранилось в маленьком флаконе. Перед ней лежал поднос с этими бутылочками, который Ирод подарил ей много лет назад, когда мы все вместе проводили время в Кесарии, и она так бережно брала их одну за другой, наводя с их помощью красоту, словно мы собирались на царский обед, что я невольно всхлипнул, а она оставила поднос и взяла меня за руку.
– Мы не должны осуждать себя за то, что служили Ироду, – шепнула она.
– Ты не осуждаешь меня… за то, что наши судьбы были сплетены с его?
– Конечно нет! Если не считать этих последних безумных лет, он принес куда больше добра, чем зла. Он управлял жестко и грубовато, но он дал нам мир.
– Почему вы, евреи, всегда искали таких царей, как Ирод?
– Мы? Ирода дал нам Рим. Мы не выбирали его.
– Я хочу сказать, что если бы твой народ последовал примеру Маккавеев, то Ирод не появился бы.
Обдумав мои слова, она медленно произнесла:
– Нам, евреям, всегда было непросто поддерживать своих же соплеменников. Похоже, мы предпочитали, чтобы нами правили другие. – И затем добавила: – Это то, что ты не в состоянии понять. Но мы не можем поклоняться любому правителю, то ли доморощенному, то ли поставленному Римом. Мы считаем, что существует лишь Божье Царство и лишь Мессия принесет его нам, так что, если бы даже Ирод был евреем, мы не могли бы признать его. И никогда впредь в Израиле не возникнет еврейское государство, потому что мы обречены жить под чужим игом, свидетельствуя не перед властителями, а перед Богом.
Мне не хотелось вести с ней эти философские дискуссии, и я перевел разговор на более счастливые дни нашей жизни:
– Мне снова девятнадцать лет, а ты – девочка, которая живет рядом с синагогой в Макоре. В Птолемей приходит маленький корабль, на борту которого могучий и властный юноша по имени Ирод, и, сходя на берег, он говорит: «Я пришел дать мир Галилее». И если бы нам довелось снова вернуться в те годы, посоветовала бы ты мне встать рядом с ним? И защищать его перед Октавианом?