Источник

Миченер Джеймс Элберт

– Сир, если вы хотите накормить всех детей, то выдайте мне дополнительные деньги.

На несколько секунд Фолькмар задумался, но потом пожал плечами.

– Мы пообещали, что накормим всех, – без особого воодушевления сказал он.

Граф покинул ворота, у которых шумели дети, и в некотором смущении вернулся в замок, откуда продолжал рассматривать растущую толпу.

– Там внизу их куда больше чем двадцать тысяч, – сказал он жене, после чего подозвал капитана своей стражи и предусмотрительно отдал ему приказ: – Не привлекая внимания, закройте ворота, а если кто-то

попытается силой вломиться в них, ваши лучники знают, что делать. – Этими словами он дал понять, что не хочет иметь никаких дел с ложным папой.

Поскольку появилась еда, паломники не возражали, когда ворота захлопнулись. Открывались лишь боковые дверцы, через которые подавали пишу, и наконец с кормежкой детей было покончено. Оголодавшим родителям было позволено доесть остатки, а повара, опасливо оглядываясь, чтобы граф не заметил, передавали узлы с едой маленькому священнику и его ближайшему окружению. Огромная толпа людей возобновила свое неторопливое движение к городам Майнцу, Вормсу и Шпейеру.

– Удивительно, как этот маленький священник следит за порядком, – неохотно признал Фолькмар, обращаясь к жене, наблюдавшей, как мимо течет пыльная толпа, но она лишь вскрикнула, когда в самом хвосте шествия появилась повозка и графиня увидела, в каком жалком состоянии находятся женщина и дети, спешащие присоединиться к общине. В окружении нескольких тощих коров, лишь пара из которых давали молоко, эти несчастные были обречены на грязь и бедствия.

– Как мне их жаль, – вздохнула графиня. – Им не стоило бы пускаться в это путешествие.

– Проклятье! – рявкнул ее муж. – А это что такое – там, в самом конце?

Жена проследила за направлением его указательного пальца и увидела шесть или восемь семей из Гретца, которые присоединились к пилигримам.

– Это наши люди, – признала она.

Фолькмар с грохотом скатился по лестницам замка. Оказавшись около ворот, он приказал страже следовать за ним и, как был, с непокрытой головой, кинулся наперерез путешественникам.

– Ганс! – крикнул он одному из них. – Куда вы направляетесь?

– В Иерусалим, – ответил туповатый батрак.

– Да ты хоть знаешь, где он? – вопросил граф.

– Вон там, – показал батрак куда-то в сторону Парижа.

– Возвращайся за стены, – нетерпеливо пробурчал граф.

Он приказал страже отрезать несостоявшихся пилигримов от уходящей толпы.

– Что это такое у тебя на плече? – спросил он одного из них.

– Крест Иисуса Христа, нашего Спасителя, – ответил тот.

– Сними его! – потребовал Фолькмар, собираясь рвануть непрочное сукно, но его руку остановил Венцель, который вышел вслед за графом посмотреть, что делается за воротами.

– Сир, если эти люди хотят шествовать путем нашего Господа, они должны получить такое право.

Фолькмар развернулся лицом к священнику, который был на голову ниже его.

– Эти мужчины и женщины нужны, чтобы обрабатывать мои поля. Стража, загоните их обратно в город!

Стражники двинулись исполнять приказание, но священник не успокоился.

– Ты противостоишь воле Бога? – вопросил он.

Этот вопрос ошеломил Фолькмара. Он обычно подчинялся

Божьим законам, но сейчас священник потребовал от него осознать ситуацию, которой он не понимал. И он отреагировал грубо и резко.

– За стены! – рявкнул он и, выйдя на середину дороги, раскинул руки, как перекладины креста, дабы преградить путь.

Незадачливые крестоносцы неохотно потянулись обратно к воротам, стоя в которых отец Венцель благословлял их святой порыв, и, когда седовласый церковник укоризненно повернулся к графу, Фолькмар проворчал:

– Никто из моих людей не присоединится к команде ложного папы.

Но в его словах явно недоставало уверенности, потому что он начал взвешивать слова Венцеля: а что, если его крестьяне, попытавшиеся присоединиться к шествию, в самом деле воплощали волю Христа? Полный смущения, он уже был готов вернуться в замок, как увидел, что бейлиф тащит обратно в город те горшки, из которых кормили паломников.

– Во сколько все это обошлось? – спросил граф.

– Нам потребуется шесть золотых монет, чтобы расплатиться с торговцами, – прикинул раскрасневшийся от натуги бейлиф.

– Мне стоило бы следить за своим языком, – грустно признал Фолькмар и при этих словах увидел на площади перед воротами группу людей. Они с нескрываемым восторгом смотрели на какой-то предмет, который им показывал один из членов этой компании. Граф решительно протолкался сквозь толпу.

– Что это такое? – поинтересовался он.

– Клаус раздобыл волосы из шерсти мула, – объяснила женщина. Теперь у города был повод гордиться человеком, который стоял, держа ладони ковшиком, словно в них была горсть золотых монет.

– Дай-ка мне посмотреть, – приказал Фолькмар, и человек, приблизившись, осторожно раскрыл ладони, на которых лежал серый волосок. Граф был готов сдуть богохульную реликвию, но увидел, какую радость она доставляет Клаусу и с каким восхищением собравшиеся смотрят на нее. Он рассерженно повернулся спиной к этим глупым крестьянам с их волосом из задницы мула.

Фолькмар направился в юго-восточную часть города в поисках человека, обладающего здравым смыслом, с которым мог бы обсудить странные и непонятные события этого утра. Наконец он вышел к красивому дому в четыре этажа, фасад которого пересекали стропила мореного дерева. Он стоял вплотную к защитной городской стене.

– Кто-то уже проснулся? – крикнул он у входной двери, и через мгновение юная девушка, явно беременная и откровенно довольная этим фактом, распахнула перед ним тяжелые створки.

– Это граф Фолькмар! – крикнула она. – Заходите. Отец у себя.

Через прихожую, заставленную массивной мебелью, она провела графа во внутреннюю комнату, где его с достоинством встретил хозяин, облаченный в длинный халат венецианского сукна с меховым воротником. Ему было между сорока и пятьюдесятью – собрат по духу, умный быстроглазый еврей с черной бородой и в шапочке, украшенной золотым шитьем. Он производил впечатление человека незаурядного ума и знаний; в деловых переговорах он всегда бывал настороже, в спорах справедлив, а в минуты физической опасности отважен. Когда девушка объявила: