Исток Миллиона Путей (весь цикл)

Головин Алексей Геннадьевич

Как открыть такую дверь, она понятия не имела, а потому решилась на то, чтобы просто переместиться за неё, надеясь, что там какое-нибудь нормальное с человеческой точки зрения помещение.

Помещение оказалось нормальным.

А вот то, что в нём происходило, вовсе нет.

Юна поспела как раз вовремя, чтобы увидеть, как Локиан меняет свою форму. От хрупкого семилетнего мальчика не осталось и следа. Его тело расплылось, увеличилось в размерах до габаритов вставшей на дыбы лошади и приняло странные асимметричные очертания. Одна половина тела была явно гипертрофирована. Правое плечо было больше,

правая рука гораздо толще и длиннее, чем левая. Её четырёхпалая кисть оканчивалась очень длинными и острыми чёрными когтями. На этом самом правом плече рядом с собственной головой существа красовалась ещё какая-то рогатая башка, похожая на козью или коровью. Она жила своей жизнью и ворочалась не обязательно в том же направлении, что и 'основная' голова.

Собственная же голова была какой-то кривой, опухшей, с оплывшими чертами и, как казалось Юне с её места, была снабжена лишь одним глазом, зато большим и выпученным. Существо было полностью чёрным, лишь шерсть на голове и вдоль хребта имела огненно-рыжий оттенок.

Над головой фомора кружили пять альпаргов. И на них удивлённо взирало ещё одно существо, которое, по-видимому, было местным обитателем. Юна поняла, что видит перед собою импреала. Его четыре глаза как привязанные следили за движениями альпаргов. Создавалось впечатление, что он скован некой исходящей от них силой и не может даже пошевелиться.

Развязка наступила настолько неожиданно, что Юна даже ничего не успела предпринять. С когтей на правой руке Локиана сорвались четыре иссиня-чёрных луча, которые, удлиняясь, сплелись в единую форму, напоминающую гигантское сверло. Оно, вращаясь, пробило голову импреала и погасло. Из раны, оставленной им, стало вдруг истекать нечто сверкающее. Оно эфемерным ручейком устремилось к одному из летающих альпаргов, и было впитано им. Локиан сопровождал этот процесс подгоняющим жестом своей большой правой руки. Тело импреала, только что лишённое, судя по всему, какой-то внутренней энергии, эссенции, души, просто растаяло в воздухе, оставляя ощущение унылой пустоты. Казалось, что исчезло нечто невероятно древнее и незыблемое, как если бы вдруг погасла и пропала с небосвода Луна...

Юна, вжавшаяся в стену, с ужасом поняла, что чувствует приближение ещё одного импреала. По-видимому, его привлекли необычные колебания энергетики среды. Ужас её происходил от чёткого осознания того, что второго импреала может постигнуть такая же участь.

Необходимо было что-то делать!

– Так что теперь у него пять альпаргов, и он, по словам Виденя, задумал проникнуть на Вторую Вершину ИМПа. Мы пытаемся остановить его!

Птица закрыла клюв и подозрительно посмотрела на Олирда, словно оценивая, понял ли он с первого раза.

Он не понял.

Точнее, он, конечно, понял, но поверить в это сразу было трудно. Голос Юны раз за разом звучал в голове Олирда, повторяя только что услышанное им послание, обличающее Локиана. Невероятно! Фомор - взрослый демон в обличье ребёнка. Теперь понятно, за что так ненавидели вердиан и их детей древние верды!

И что теперь делать?

Олирд взглянул на далёкую Вторую Вершину, где он побывал однажды. Что, если Локиан уже проник туда? Наверное,

так оно и есть. А Видень с компанией?

Олирд напряг своё восприятие, пытаясь уловить присутствие других вердов в ИМПе. Никого...

Хотя нет, совсем напротив, кто-то есть. Очень близко. Фактически, прямо за спиной!

Олирд резко развернулся всем корпусом.

– Здравствуй, мой ученик!
– встретила его фраза, которая была самой последней из длинного списка тех, что он ожидал услышать.

Ухмыляясь, на него смотрел Свидирт. Да, именно его лицо! Его длинные седые локоны, его фиолетово-зелёные глаза с чуть ироничным прищуром...

– Так-так, - протянул Олирд, доставая булаву.
– Потрясающе похожая копия!

– Чувствуешь себя увереннее, держа в руках что-то увесистое?
– лже-Свидирт показал взглядом на булаву.
– Я далёк от мысли, что ты собираешься начать здесь битву. Это же долина Истока! Нет, никак нельзя!
– он строго погрозил пальцем.

– Мне как-то один знакомый импреал обмолвился, - проговорил Олирд, поигрывая булавой, - что ради одного конкретного негодяя они могли бы сделать исключение из своего запрета на кровопролитие в ИМПе. И что-то мне подсказывает, что я вижу перед собой именно его - этого неуловимого негодяя.

– Ума палата, - одобрительно покачал головой лже-Свидирт.
– А твой, я думаю, ныне уже покойный знакомый импреал не обмолвился о том, что есть кое-кто, с кем тебе не справиться никогда в жизни?

– Меня предупреждали о вреде завышенной самооценки, - ответил на это Олирд.

– Рад, что не теряешь форму по части словесных баталий, - улыбнулся его оппонент.
– А если так?

Черты его лица и вся фигура поплыли, изменились. Поменялась и одежда. На плечах появилась солидная медвежья шкура. Морщинистое лицо стало невероятно жёстким, взгляд чёрных глаз - колючим.

– Что в шапке дурак, что без шапки дурак, - отреагировал Олирд вполголоса.

Это, конечно, была бравада. Сказать, что ему не стало слегка страшновато, было бы неправдой.

– Некоторым я известен как Сивелк, глава Собора вердов, - представился поменявший лицо.

Это отбило у Олирда желание шутить дальше.

Он постарался быстро припомнить всё, что рассказывал ему Эйолк про эту личность. Мастер метаморфоза был старейшим из живущих вердов и, вероятно, сильнейшим из них. И это - его главный враг?! Олирду захотелось назад в детство...

Хотя, стоп! Альфинг ведь говорил, что под личиной Сивелка скрывается кто-то другой... Проверим?

– А кто вы на самом деле?
– спросил Олирд, чувствуя себя так, будто он проверял на прочность очень тонкий лёд.

– Прямо вот так, сразу к делу, да?
– лже-Сивелк улыбнулся, что на его лице смотрелось совершенно противоестественно.
– Хорошо, тогда так!

Его лицо и фигура вновь изменились. Олирд увидел перед собой человека среднего роста с длинными прямыми волосами цвета воронова крыла и белыми, полностью белыми глазами на чёрном, полностью чёрном лице. Нет, кожа была не такой, как у жителей африканского континента. Она была абсолютно чёрной, как тот мрак, что сгущается перед глазами испуганного ребёнка, внезапно попавшего в тёмную комнату. Это был цвет ужаса и ночных кошмаров.