Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 2. 1934-1953

Сванидзе Марина

Сциллард просит Фредерика Жолио приостановить публичное оповещение о результатах исследований. Жолио не прислушивается 22 апреля 1939 года в журнале "Нэйчер" выходит его статья, в которой черным по белому написано, что цепная реакция возможна. На французскую статью реагируют англичане. Урановой проблемой в Англии начинает заниматься Комитет по научным изысканиям по противовоздушной обороне при Министерстве авиации. Вскоре создается Комитет Мод, который будет курировать непосредственно английский атомный проект.

Фредерик Жолио

В Германии проект исследований по делению ядер утверждается в сентябре 1939-го. Физический Институт кайзера Вильгельма переподчиняется военному министерству. Все публикации по проблеме запрещаются. В Штатах 2

августа 1939 года Альберт Эйнштейн по поручению своих коллег пишет письмо президенту Рузвельту, в котором предупреждает о том, что Германия начала движение к атомной бомбе. В октябре 1939-го в США создается Урановый комитет. Ведущие американские ученые и редакторы основных научных журналов принимают решение о добровольном прекращении публикаций о делении.

В Советском Союзе в это время физики открыто публикуют свои работы. Ни сами советские ученые, ни государство не чувствуют необходимости в каких-либо ограничениях.

В СССР не бегут физики из Германии. У нас нет тревоги по поводу того, что нацисты могут создать атомную бомбу. Мало того, заключение пакта Молотова-Риббентропа о дружбе с гитлеровской Германией делает разговор о немецкой бомбе вообще недопустимым, противоречащим государственной политике. Сталинская официальная дружба с Гитлером вносит в ядерную физику элемент беспечности. Она не позволяет вовремя мобилизовать ученых на решение прикладных задач, в то время как Англия и США уже отдают себе отчет в неотложности этих задач. Как следствие пакта Молотова-Риббентропа, начинается наше отставание в ядерной сфере. Кроме того, после заключения договора СССР с гитлеровской Германией западные физики прекращают обмен научной информацией с советскими коллегами в самой чувствительной области науки. Договор Сталина с Гитлером наносит удар по советской ядерной физике в тот самый момент, когда в мире эта наука делает огромный интернациональный антифашистский рывок. О бомбе в руках Гитлера Сталин не думает. Он заинтересуется бомбой, когда она появится у Соединенных Штатов.

О делении урана советские ученые узнают с некоторым опозданием. Большой террор 1937–1938 годов означал не только физическое уничтожение в том числе и людей советской науки. С началом волны массовых репрессий свернуты международные научные контакты. Специальные журналы поступают в СССР с опозданием на шесть-восемь недель. Когда информация о делении ядра наконец приходит, она вызывает у советских физиков огромное воодушевление. Они идут теми же путями, что и мировая наука. Бее в будущем знаменитые имена советского атомного проекта уже на поверхности. Курчатов с 1932 года возглавляет отдел ядерной физики в ленинградском физтехе у Иоффе. У Курчатова в отделе начальники лабораторий — Абрам Алиханов, Лев Арцимович, Дмитрий Скобельцын. Все трое — будущие академики. Сотрудник Курчатова Флеров и его коллега из Радиевого института Петржак в Москве на станции метро "Динамо" проводят эксперимент по спонтанному делению и первыми доказывают явление, предсказанное Бором и Уиллером. Из физтеха Иоффе выделяется Институт химфизики. Его возглавляет друг Петра Капицы Николай Семенов, будущий нобелевский лауреат. В этом институте — Харитон и Зельдович, будущие академики.

Слева направо: И. Курчатов, Д. Скобельцын, Л. Арцимович, А. Алиханов

Под влиянием работ Харитона и Зельдовича физики Маслов и Шпинель в октябре 1940 года подают в бюро изобретений Народного комиссариата обороны СССР секретную заявку на изобретение "Об использовании урана в качестве взрывчатого и отравляющего вещества". В 1940 году заявка получает отрицательный отзыв.

Большинство советских ученых в это время к использованию ядерной энергии относятся скептически.

Как ни странно, куда более практично на эту проблему смотрят ученые старшего поколения.

12 июня 1940 года на имя заместителя председателя Совета народных комиссаров Булганина пишут письмо знаменитый русский ученый академик Вернадский, его друг директор ленинградского Радиевого института академик Хлопин и выдающийся минералог академик Ферсман. Все они принадлежат к русской дореволюционной академической науке. И именно они в 1940 году пишут в правительство: "Мы полагаем, что уже назрело время, чтобы правительство приняло ряд мер для технического использования атомной энергии, что обеспечило бы Советскому Союзу возможность не отстать от зарубежных стран. Важность вопроса об использовании атомной энергии вполне осознается за границей, и, по поступающим оттуда сведениям, в Соединенных Штатах Америки и Германии лихорадочно ведутся работы по этой проблеме и на них ассигнуются большие средства". Интересно, что именно послужило толчком к написанию письма. Эта ситуация как нельзя полно характеризует изоляцию, в которую загнана советская наука.

5 мая 1940 года газета "Нью-Йорк таймс" на первой

странице публикует статью Уильяма Лоуренса под заголовком "Наука открыла громадный источник атомной энергии". Автор пишет: раз — об авангардных работах в Колумбийском университете столько что впервые полученными образцами U-235 и говорит, что эти работы окажут "колоссальное влияние на исход войны в Европе". Два — автор статьи говорит о работах по урану в Германии: "каждому немецкому ученому-физику, химику, инженеру приказано посвятить себя только этой работе". Сын академика Вернадского, Георгий, давно эмигрировавший из СССР, на момент выхода статьи преподает историю в Йельском университете. Он, зная об интересе отца к урановой проблеме, вырезает статью и отправляет ее в письме в СССР. Академик Вернадский получает письмо от сына, будучи в подмосковном академическом санатории "Узкое". Вернадский поражен полученной информацией. Он буквально бежит к Хлопину, который здесь же, в "Узком". Вот по мотивам этой полученной газетной статьи они немедленно пишут письмо в правительство и в Академию с требованием срочной разведки залежей урана. 26 июня 1940 года газета "Известия" публикует информацию о создании "тройки" — это традиционная для советской системы форма организации труда, — так вот на сей раз тройка состоит из Вернадского, Хлопина и Ферсмана. Сыну в США Вернадский пишет: "Спасибо за вырезку из "Нью-Йорк таймс" об уране. Это было первое известие об этом открытии, которое дошло до меня и до Москвы вообще".

В. И. Вернадский

Летом 1940 года образована Комиссия по урану при Академии наук. Это решение оформлено постановлением ЦК. Вернадский в записных книжках дает собственное объяснение этому партийному решению. 29 августа 1940 года, через год после подписания договора о дружбе между СССР и гитлеровской Германией, академик Вернадский пишет: "Гитлер предложил Сталину и Молотову организовать обмен научными достижениями в области науки между Германией и Советским Союзом. Послана комиссия от НКВД с самим Берией. По-видимому, пока не дошло до трагедии. Может быть, и постановление ЦК партии об уране связано с предложением Гитлера?" То есть Вернадский предполагает, что советская комиссия ездила в Германию в связи с урановой проблемой. Если это так, если великий ученый был прав, то путь Берии к руководству советским атомным проектом начинался с опыта атомного сотрудничества с гитлеровской Германией.

Много лет спустя, в 60-е годы, создатель ядерного центра в Дубне, член-корреспондент Академии наук Мещеряков, прочитав записные книжки Вернадского, скажет: "Как это важно! С каким недоверием ди-ректор Радиевого института Виталий Григорьевич Хлопин относился к Берии. Как он препятствовал попыткам Берии учинить расправу над его сотрудниками. Там были евреи. Когда в 1946-м в марте было подууказание Берии — тогда уже главы атомного ведомства — "очиститься" от этих шести человек, Хлопин посмотрел на этот список своими подслеповатыми глазами, взял ручку и написал первым "Хлопин", и говорит: "Пожалуйста. Но меня — вместе с ними". А без Хлопина не могли обойтись, он был единственный крупный радиохимик, который знал толк в этой проблеме. Ведь в урановой проблеме после открытия деления ядра все остальное — это технология. Проблемы химического выделения, проблемы металлургии. И Хлопину тут были все карты в руки".

Ситуацией Берия-Хлопин дело не ограничится. В 1949-м ведущие советские физики Иоффе, Ландау, Леонтович, Зельдович, Харитон, Капица, Френкель, Мандельштам названы космополитами, то есть приспешниками буржуазной идеалистической науки и, значит, антипатриотами. Они попадают под начатую в 1949-м сталинскую борьбу с так называемым "космополитизмом".

В. Г. Хлопин

На общечеловеческом, несталинском, языке космополит — это гражданин мира. Это понятие существует со времен античности, оно изначально позитивно по смыслу и давно уже почетно. Оно — свидетельство личных заслуг перед человечеством. В годы сталинского заката иностранное слово "космополит", смысл которого неизвестен большинству населения, посредством пропаганды получает совершенно другое значение. Во-первых, "космополит" воспринимается населением как одно из государственных обозначений этнических евреев. Это естественно, потому что в качестве космополитов фигурируют сплошь люди с еврейскими фамилиями. Но космополитами могут быть не только евреи. Ими могут быть просто представители интеллигенции любой национальности, которые в силу профессиональных, скажем, научных интересов опосредованно связаны с западным миром. То есть всякого человека умственного труда следует подозревать в космополитизме, а значит, и в том, что он не любит Родину. Тем самым разжигается не только национальная, но и в очередной раз социальная ненависть.