Исторические портреты
Шрифт:
Ордынцы наступали в обычном для степняков порядке сильные конные крылья, состоящие из отборных войск, резервные тумены позади Красного Холма, где находилась ставка Мамая. Но слишком узким оказалось Куликово поле для фланговых ударов, и Мамаю пришлось изменить план боя. Он резко усилил центр, выдвинув туда тяжёлую генуэзскую пехоту. Густая фаланга генуэзцу медленно двинулась на русский строй. «И гудела земля горы и холмы тряслись от множества воинов бесчисленных», – добавлял летописец.
Однако схватке главных сил предшествовал ещё один яркий эпизод – поединок русского витязя инока Александра Пересвета с ордынским богатырём Темир-мурзой. Церковники постарались придать подвигу «изящного послушника инока Пересвета» чисто религиозную окраску. Он будто бы был «вооружён схимой», отличался «святостью», и силу ему дал господь бог. На самом деле Александр Пересвет
В этой схватке не было победителя и побеждённого: поединщики «ударились крепко копьями, и копья переломились, и оба упали с коней своих на землю мёртвыми, и кони их пали».
Генуэзская пехота и ордынская конница всей своей массой навалились на передовой полк, и «была брань крепкая и сеча злая». Почти все воины передового полка погибли, но врага встретил большой полк, основу которого составляли стойкие московские пешцы. Неистовый натиск ордынцев был остановлен, хотя потери большого полка оказались тяжкими. «Пролилась, как дождевая туча, кровь обоих – сыновей русских и сыновей поганых; пало бесчисленное множество трупов мёртвых: много русских побито было татарами и Русью татар, падал труп на труп, и падало тело татарское на тело русское…»
Автор «Сказания о Мамаевом побоище» добавлял живописные подробности: «Крепко сражались, жестоко друг друга уничтожали, не только от оружия, но и от великой тесноты под конскими копытами умирали, потому что нельзя было вместиться на том поле Куликовом: то место между Доном и Непрядвою было тесным. Выступили из полков кровавые зори, а в них сверкали сильные молнии от блистания мечей. И был треск великий и шум от ломающихся копий и от ударов мечей, так что нельзя было в тот горький час обозреть это грозное побоище. Уже многих убили, многие богатыри русские погибли, как деревья приклонившись, точно трава от солнца усыхает и под копыта подстилается…»
Куликовская битва (1380)
Ордынцы несколько раз прорывали ряды большого полка, изрубили великокняжеский стяг, убили Михаила Бренка, привлечённые его пышным великокняжеским нарядом, но русский строй снова и снова смыкался и стоял окровавленный, но непобедимый. Прорваться здесь коннице Мамая не удалось.
Безуспешными оказались и попытки Мамая смять правый фланг русского войска. Полк правой руки до конца выполнил свой долг и не пропустил через себя татарскую конницу.
Тогда Мамай перенёс главный удар на левый фланг. Замысел ордынского предводителя заключался в том, чтобы обойти слева русский большой полк, прижать его к обрывистому берегу Непрядвы и уничтожить. Если бы этот замысел удался, главные силы русского войска оказались бы отрезанными от переправ через Дон и попали бы в западню. И кто знает, чем бы закончилась Куликовская битва, если бы великий князь Дмитрий Иванович заранее не предусмотрел этого манёвра, поставив за своим левым флангом в Зелёной дубраве сильный засадный полк.
Страшен был удар ордынской конницы: Мамай двинул на левый фланг все свои резервы. Полк левой руки начал отступать, обнажая фланг большого полка. «Всюду татары одолевали», – печально замечал летописец.
Ордынская конница прорывалась всё дальше и дальше, тесня большой полк к Непрядве и открывая свой тыл удару засадного полка. Воеводы засадного полка проявили большую выдержку и тонкий анализ ситуации, они дождались, пока в сражение с большим полком втянутся все ордынские резервы. И только тогда – ударили!
Драматические минуты ожидания и сокрушительный удар засадного полка в тыл татарской коннице красочно описаны автором «Сказания о Мамаевом побоище»: «Видя такой урон русских сынов, князь Владимир Андреевич не мог терпеть и сказал Дмитрию Волынцу: «Какая польза в стоянии нашем, какой будет у нас успех, кому будем пособлять? Уже наши князья и бояре, все русские сыны жестоко погибают, как трава клонятся!» И сказал Дмитрий Волынец: «Беда, князь, велика, но ещё не пришёл наш час». Сыны же русские в полку его горько плакали, видя своих друзей, побиваемых погаными, непрестанно стремились они в бой. Волынец же запрещал им, говоря: «Подождите немного, будет ваше время». Пришёл девятый час, и внезапно ветер потянул сзади,
Современник правильно описывает перелом в ходе сражения, внесённый неожиданным ударом засадного полка. Ордынцы, атакованные с тыла, пришли в замешательство. Их конница оказалась разрезанной надвое: передние тысячи продолжали двигаться вперёд, к реке Непрядве, попытались даже переправиться через неё, но кони падали с крутого обрыва, всадники тонули в поднявшейся воде. Остальная конница обратилась в беспорядочное бегство мимо Красного Холма, где стоял со своими военачальниками Мамай, мимо сражавшегося ещё русского большого полка. В окружении немногочисленных телохранителей-нукеров ускакал и сам Мамай, что ещё больше увеличило панику. «Услышав это, – сообщал летописец, – все его тёмные власти и князья побежали. Видя это, и прочие иноплеменники, одержимые страхом, от мала до велика бросились в бегство. Христиане же, видя, как татары с Мамаем побежали, погнались за ними, избивая и рубя без милости. И в этой погоне одни татары, поражённые оружием пали, а другие в реке утонули. И гнали их до реки до Мечи, и там бесчисленное множество бежавших погибло. Княжеские же полки гнали их, избивая, до стана их и захватили много богатства и всё имущество их». Преследование продолжалось почти пятьдесят километров, лишь немногие ордынцы, среди которых оказался и сам Мамай, сумели спастись.
Тяжёлыми были потери и в русском войске. «Уже и день кончился, солнце заходило, затрубили во всех полках русских в трубы. Грозно видеть и жалостно смотреть на кровопролитие русских сынов: человеческие трупы, точно великие стога, наворочены; конь не может быстро через них перескочить, а в крови по колено бродит, и реки три дня текли кровью…»
Страшные картины открывались перед великим князем, когда он объезжал поле битвы. Вот «место, на нём лежат 12 князей белозерских, убитых вместе, а близ того места лежит воевода Микула Васильевич убитый». Там, где дрался большой полк, великий князь нашёл «любимца своего Михаила Андреевича Бренка, а близ него лежит Семён Мелик, твёрдый страж, а близ него лежит Тимофей Волуевич». Потом Дмитрий «пришёл на иное место, нашёл Пересвета-чернеца и близ него нарочитого богатыря Григория Капустина». Великий князь «велел трубить в ратные трубы, созывать людей» и подсчитывать потерн.
Вот как повествует об этом автор «Сказания о Мамаевом побоище»: «Говорит боярин московский, именем Михайло Александрович, а был в полку у Микулы у Васильевича, умел он хорошо считать: «Нет у нас, государь, 40 бояринов московских, да 12 князей белозерских, да 13 бояринов-посадников новгородских, да 50 бояринов Новгорода Нижнего, да 40 бояринов серпуховских, да 20 бояринов переяславских, да 35 бояринов владимирских, да 50 бояринов суздальских, да 40 бояринов муромских, да 33 бояринов ростовских, да 20 бояринов дмитровских, да 70 бояринов можайских, да 50 бояринов звенигородских, да 15 бояринов углицких, да 20 бояринов галицких. А молодым людям счета нет…» Особенно тяжёлыми оказались потери в полках московских городов, они сражались стойко и сдержали главный удар воинства Мамая. Маленький Можайск потерял в битве семьдесят бояр, Звенигород – пятьдесят, Серпухов – сорок. А всего, по подсчётам военных историков, в Куликовской битве погибло двенадцать князей и четыреста восемьдесят три боярина-воеводы, что составляло примерно шестьдесят процентов всех знатных воинов. Из простых воинов уцелела едва половина – такой невероятной по упорству и самоотверженности русских «воев» была Куликовская битва! Недаром летописец заключает свой рассказ печальными словами: «Оскудела вся земля Русская воеводами и слугами и всеми воинствами…»