Исторические портреты

Каргалов Вадим Викторович

И ещё два небольших отрывка из записок Маскевича, представляющих интерес для читателей. Первый отрывок — описание самой смоленской крепости, такой, какой она предстала перед глазами офицера-иностранца:

«Крепость лежит на возвышении, к Днепру очень отлогом. Стена крепостная толщиною в 3 сажени, а вышиною в три копья; башен около ней четырёхугольных и круглых 38. В наружной стороне каждой четырёхугольной башни будет сажен 9 или 10, а башня от башни отстоит на 200 сажен. Окружность крепости более мили...»

Второй отрывок — личная характеристика Михаила Борисовича Шеина, особенно интересная потому, что она принадлежала врагу: «Воеводою у них был Шеин, воин храбрый, искусный и в делах рыцарских неусыпный».

Весьма высокую оценку Михаилу Борисовичу Шеину давал и гетман Жолкевский: «Шеин исполнен был мужественным

духом и часто вспоминал отважную смерть отца своего, павшего при взятии Сокола в царствование короля Стефана; также часто говаривал перед своими, что намерен защищать Смоленск до последнего дыхания. Может быть, что поводом к этому был мужественный дух его, однако участвовало тут и упорство; ибо не имея надежды на помощь, при таком недостатке в людях и видя ежедневно смерть их, всё ещё упорствовал в своём намерении».

Между этими записями — почти два года героической обороны Смоленска, к рассказу о которой мы и переходим.

4

Итак, военная хроника осады Смоленска.

Литовский канцлер Лев Сапега подошёл к Смоленску с несколькими хоругвями конницы и ротами пехоты 19 сентября (29 сентября по новому стилю) 1609 года.

Боев на подступах к городу не было: воевода Шеин, сберегая живую силу, увёл своих ратников за крепостные стены, Через два дня к Смоленску пришёл король Сигизмунд III с остальной армией. Интервенты расположились в укреплённых лагерях, замкнули город в кольцо осады и начали готовиться к штурму. Так как тяжёлой осадной артиллерии, чтобы разрушить стены, У короля не было, интервенты планировали неожиданный ночной приступ к Копытинским и Авраамиевским воротам, которые предполагалось взорвать подрывными снарядами — петардами. После того как взрывы петард проломят ворота, сюда по сигналу трубачей должны ворваться отборные немецкие и польские роты. Такой тактический приём успешно использовался в Западной Европе при осадах крепостей, и король надеялся ворваться в Смоленск без длительной бомбардировки и трудоёмких осадных работ.

Однако русский воевода Михаил Шеин знал уязвимые места крепости и заранее принял меры по укреплению воротных башен. Перед ними были поставлены деревянные срубы, наполненные землёй, с узкими проходами, не позволяющими быстро подойти к воротам, даже если сами ворота окажутся взорванными петардами. Но до прямого нападения на ворота дело даже не дошло, сбои в королевском плане штурма начались раньше...

О том, как провалилась попытка ночного штурма, подробно повествует гетман Жолкевский. По его словам, король считал, что «хитрости могут произвести хороший успех», и 24 сентября, «устроив войско в порядок, мы сделали приступ с петардами к двум воротам, пан Байер к Копытинским, но это осталось без успеха, а Новодворский к Авраамиевским. Перед воротами к полю неприятель построил срубы, наподобие изб, так что за сами срубы не было прямого прохода, но должно было обходить кругом подле стены, небольшим тесным закоулком, который мог пройти один человек и провести лошадь. Дошедши до этого сруба, пришлось Новодворскому с петардою идти этим узким закоулком, и то наклоняясь, по причине орудий, находившихся внизу стены. Он прикрепил петарду к первым, другую ко вторым воротам, и выломил те и другие; но так как при этом действии происходил большой треск, частая пальба из пушек и из другого огнестрельного оружия, то мы не знали, произвели ли петарды какое-нибудь действие, ибо невозможно было видеть ворот за упомянутым выше срубом. Поэтому те, кто были впереди, не пошли в тот узкий закоулок, не зная, что там происходило, тем более что условились с Новодворским, чтобы трубачи подали сигнал звуком труб, но трубачи короля, которых Новодворский взял с собою, при всеобщем смятении неизвестно куда девались. Сигнал не был подан войску, таким образом, конница, полагая, что петарды не произвели действия, отступила; так же и королевская пехота, которая была уже у ворот, отступила от них. Это происходило до рассвета...»

Несколько иную картину ночного боя рисует поручик Маскевич. Оказывается, дело было не в трубачах короля, которых гетман обвиняет в срыве ночного приступа. По его свидетельству, поляки ворвались-таки за ворота, но были выброшены обратно ратниками Шеина, которые заблаговременно собрались у опасного

места, а подкрепления к пану Новодворскому не могли быстро подойти как раз из-за тех фортификационных сооружений, которые русский воевода соорудил на подступах к воротам.

«Петарда, совершив своё действие, отворила ворота, — повествует Маскевич, — Наши в несколько десятков ворвались было в крепость с кавалером Новодворским, который управлял действиями петард, но нашим не было подкрепления, враги обратились назад и вытеснили их из крепости. В ту же ночь всю пехоту вывели на другую сторону замка, чтобы криком и шумом обратить На себя внимание московитян; оно так и случилось, да в пролом некому было идти, и мы, потеряв несколько своих, ни с чем возвратились В лагерь, когда уже рассветало. Московитяне меж тем взяли свои меры, завалив все ворота каменьями и песком, пред каждым из них устроили палисады из срубов, наполненных также песком и каменьями, и приставили к ним многочисленную стражу».

При некоторых расхождениях в деталях, оба польских источника сходятся в одном: попытка неожиданного штурма потерпела полную неудачу, и королю Сигизмунду III пришлось переходить к длительной осаде. «После сего королю заблагорассудилось придвинуть к стене орудия, а после испытать действия мин или подкопов», — замечает Жолкевский. Сам гетман весьма сомневался в успехе этих действий, и когда «прибыл Оловченко с запорожскими казаками, то гетман советовал лучше, окружив Смоленск укреплениями, идти к столице, как к главе государства», но король снова не согласился, и оттого «времени было потеряно много, лучшие орудия испортились, пехота в шанцах частию заболела, частию же разбежалась; некоторые были убиты и ранены».

Конечно, такие печальные для польского войска результаты первых месяцев осады пришли не сами по себе, а явились следствием яростного противоборства защитников Смоленска. Польские батареи начали бомбардировку города с трёх сторон: со Спасской горы, из-за Днепра и от речки Чуриловки. Крепость отвечала массированным огнём, который быстро подавлял польский «наряд». Огневое превосходство было явно на стороне защитников Смоленска, дальнобойные пищали с Богословской башни доставали даже до лагеря короля.

Что же происходило в это время в самом Смоленске?

Если суммировать действия воеводы Михаила Шеина, их можно определить как максимальную мобилизацию всех сил для обороны города. В борьбу вовлекалось всё городское население, устанавливалась жесточайшая дисциплина, без которой успешная оборона просто невозможна. 6 ноября 1609 года был обнародован следующий приказ воеводы Шеина: «И посадским старостам велети прокликати бирючю по всем торшком и по крестцом и по всем слободкам и по улицам, что те люди, которым по росписи велено быти на городе со всяким боем, и те б люди стояли все сполна по своим местам с своим боем безотступно с великим бережением по смотру, а ково по росписи на городе не будет и тому быти казнену смертью».

Крутые меры воеводы нашли поддержку у смоленского посада. Поляки присылали в город «прелестные грамоты», предлагая сдаться. По этому поводу «с торговыми людьми сход был под стеною по боярской присылки и по мирской». Этот сход наотрез отказал полякам, после чего они «пущи стали по городу бити и по хоромом». Пробовали королевские люди воздействовать на упрямых смолян и другими способами. 13 ноября, судя по дневнику королевского похода, они выставили из своих шанцев игумена Троицкого монастыря и других пленных. «Эти пленные долго убеждали русских, бывших на стене крепости, сдаться, но напрасно. После долгой перебранки корчемными словами, разошлись. Затем русские стали необычайно часто стрелять».

Но, пожалуй, не перестрелка определяла ход борьбы в последние месяцы 1609 года, а минная война, которая велась ежечасно, упорно, с огромными усилиями. Одновременно королевская армия готовила всё необходимое для общего штурма.

Снова возвращаемся к свидетельству участника осады Смоленска поручика Маскевича: «Обложив крепость, король решился взять её приступом, и так как петарды были бесполезны, потому что московитяне все ворота укрепили, то велено было приготовить до 80 лестниц такой ширины, чтобы пять и шесть человек могли всходить рядом, а длиною, как самые высокие в лесу деревья. Устроены были подвижные подъёмы, наподобие виселиц, которыми войско, шедшее на приступ, катило лестницы перед собою, укрепив их срединою к перекладине подъёма.