Исторические повести
Шрифт:
— Ты стала красавицей, Сфрагис, — сказал отец, погладив ее длинные красивые волосы. — И одета ты как знатная госпожа. Это позаботилась о тебе Байт?
Сфрагис с волнением поднялась по трем ступенькам, ведущим в дом, отворила дверь и увидела ту же комнату, устланную большим ковром, которую она покинула десять лет назад. В углу — та же красная греческая амфора. На ней по-прежнему красуется большая красивая птица. На окнах бронзовые решетки. И Сфрагис показалось, что в дверях сейчас покажется мать, смуглая красивая женщина с большими черными глазами. Но в это мгновение появилась совсем другая женщина — белокожая, румяная, с лукавыми карими глазами и ямочками на щеках.
— Нашлась моя старшая дочь Сфрагис, — сказал
Сфрагис, не спуская глаз с женщины, прочла в ее взоре испуг и недоумение, которые тут же сменились улыбкой, и женщина сказала приятным голосом:
— Очень рада, доченька. Будем вместе с тобой растить малышей.
Теперь ты самая старшая в нашем доме, и пятеро младших будут рады твоим заботам.
Только в первый день, день встречи, Сфрагис сидела за трапезой с отцом и мачехой. Уже на следующий день мачеха приказала ей покормить детей. А потом, заглянув в миски, подумала и сказала:
— А то, что останется, хватит и тебе.
Сфрагис словно ударило молнией. Она вспомнила скаредную хозяйку харчевни, которая говорила ей такие слова, давая на целый день одну тонкую сухую лепешку. Девушка ничего не сказала мачехе. Она сделала все, как было велено, и почти не получила еды, потому что дети были прожорливы, особенно мальчишки.
Отец сидел в лавке и совсем не знал, что делается в доме. Когда он приходил, он получал сытную еду, и жена, улыбаясь и стараясь ему угодить, рассказывала о проделках детей и о том, как она разумно ведет хозяйство, не тратит лишних денег, бережет его добро.
Сфрагис вспоминала, как в доме матери ничего не закрывалось, не пряталось. Вспоминала старую няньку, которая заботливо кормила девочку. Эта женщина выгнала няньку. И когда Сфрагис узнала об этом, она снова всплакнула. Сейчас в доме были совсем другие порядки. Всякая еда хранилась в помещении, которое было закрыто, и никто не имел права туда ходить. В комнате мачехи стояли сундуки, в которых хранилась одежда и были припрятаны дорогие ткани, украшения. Об этом рассказала старшая дочь, которой было уже восемь лет и которая была недовольна тем, что мать не позволяла ей копаться в этой сокровищнице. Эта девочка умела за себя постоять и пискливым голосом, а иной раз и криками умела потребовать то, что ей нужно. Сфрагис стеснялась спросить у чужой женщины еду и одежду, а жаловаться отцу считала недостойным. Что ей было делать?
А тем временем мачеха все больше втягивала Сфрагис в круг своих обязанностей. Сфрагис звали на кухню, Сфрагис поручали готовить еду вместе с поварихой, Сфрагис посылали на базар вместе со служанкой. Дни неслись каким-то сумасшедшим ураганом, и Сфрагис чувствовала, что жизнь ее немногим отличается от жизни рабыни в харчевне.
Как-то, застав отца одного, Сфрагис спросила его, хочет ли он поехать в Пальмиру. Она призналась, что ей очень трудно угождать мачехе и что, если бы они переехали в Пальмиру, она стала бы жить у Байт, потому что Байт непременно забрала бы ее к себе, и они были бы счастливы.
Отец слушал Сфрагис с лицом печальным и унылым. Он долго молчал, а потом признался, что, живя среди сирийцев, он никогда не знал, как вздорны сирийские женщины.
— Ты права, Сфрагис. Эта улыбающаяся женщина, мать пятерых моих детей, в сущности, вздорная и злая. Мне и самому очень трудно. Я стараюсь не показывать этого. Но изменить ничего нельзя. Она никогда не согласится покинуть Сидон, здесь ее родичи. А может быть, ты останешься, Сфрагис? Ты невеста, мы отдадим тебя замуж…
— Я должна покинуть Сидон, отец. Я устала от тяжкой жизни в рабстве и теперь очень нуждаюсь в любви и согласии. Байт любит меня, и отец ее, Хайран, очень добр ко мне. Мне было с ними хорошо. Я отогрелась после страшной голодной жизни в харчевне. Ты и представить себе не можешь эту страшную жизнь. Десять лет я страдала оттого, что голодный
— Знаю. Но ничего сделать не могу. Я не переношу криков и ссоры. Я стараюсь не думать об этом. Но как помочь тебе, Сфрагис? Ведь я не могу ее обидеть. Она мать моих детей. Я бы хотел отдать тебя замуж.
Они долго говорили. Каждый рассказывал о своей тяжелой жизни за прошедшие годы. Сфрагис говорила о том, что если ей нельзя будет вернуться в Пальмиру, то она лучше будет служанкой в чужом доме, чем жить рядом с этой улыбающейся злодейкой и страдать от голода, боясь взять лепешку.
— Я подумаю, дочь моя. Не обижайся, Сфрагис. Ты была еще маленькой, когда мы расстались. Но мать твоя знала, что я никогда не отличался решительностью. Я всегда умел хорошо работать, а вот защитить свое достоинство я никогда не умел. Твоя мать была добрым, хорошим человеком, и мне с ней было хорошо. А что есть сейчас — ты видишь сама. Я виноват, но изменить ничего не могу. Должен признаться тебе, Сфрагис, что эта женщина завладела всем моим достоянием. В ее ларцах драгоценности, которые я мог бы продать, чтобы иметь деньги для поисков твоей матери. Но мне их не получить. Я богат и беден одновременно. И еще я боюсь, Сфрагис, что дети мои унаследуют от нее дурные черты. И настанет день, когда я буду стоять с протянутой рукой, как тот слепец, который стоял много лет с протянутой рукой у дверей моей лавки.
— Но даже по законам Сидона каждый имеет право на какую-то часть достояния, — ответила Сфрагис. — Я имею право хоть на какую-то малость? То, что мне положено, я хочу получить. И я потрачу это на поиски матери. Но прежде я отправлюсь в Пальмиру. Прости меня, отец, но там мой дом. Там меня ждут и будут мне рады.
Мерион не сразу решился на разлуку с дочерью, которая была ему дороже всех его детей. Но он понимал, что несчастье, случившееся с девушкой, обязывает его уступить ей, выполнить ее желание. Ведь он не может устроить ей спокойную, обеспеченную жизнь, которую Сфрагис заслужила своими страданиями. Он не признался дочери, но деньги на учителей он дал жене на следующий же день. Он просил ее договориться с одним старым мудрецом, который учил грамоте сыновей соседа. Сам Мерион не сделал этого, желая оказать доверие жене и надеясь на ее доброе отношение в ответ. Однако деньги, оставленные ей для учителя Сфрагис, были положены в ларец, а Сфрагис было сказано, что она уже стара для того, чтобы учиться грамоте: «Поздно, доченька, учиться. Тебе надо замуж выходить».
ПОБЕГ КАЛЛИСФЕНИИ
Уже много дней дожидались своей участи рабы, принадлежавшие Хайрану. Он оставил их в доме у дороги. Хайран был так занят поисками своих близких и так озабочен их судьбой, когда нашел их больными, что совсем забросил свои дела, связанные с продажей рабов. Он отпустил на все четыре стороны своего помощника, который помог ему доставить пленников в Капису, и поручил охранять их двоим стражникам, нанятым у Главных ворот Каписы. Двое его слуг, сопровождавших караван, выдавали рабам еду. Никогда еще рабы не чувствовали себя так хорошо и привольно. Они отдыхали после тяжкой и долгой дороги, и каждый помышлял о счастливой случайности, которая позволит ему не очень утруждаться и быть сытым, а может быть, и сбежать…
Лучше всех чувствовала себя красавица Каллисфения. Ее довольно часто навещал Клеон, лекарь, которому она приглянулась еще в Александрии. Он приносил ей фрукты, сласти и жареных уток. Клеон даже не пожалел денег на одежду и в один прекрасный день принес Каллисфении такое нарядное платье, что все вокруг ахнули и стали говорить о том, что судьба Каллисфении решена: лекарь Клеон ее выкупит и женится на ней.
— Ты добрый и щедрый человек, — говорила Каллисфения Клеону. — Я люблю тебя и пойду с тобой на край света.