Исторические судьбы крымских татар.
Шрифт:
И татары, как было указано выше, подчинились этим объективным закономерностям. Правда, в группах семей, осевших на землю, пока (как и в кочевом обществе) хозяйство велось сообща, и даже денежное обращение не привело поначалу в Крыму к экономической индивидуализации семей. Возможно, это объясняется немалой консервативностью уклада пастушеского общества, опиравшегося как на общность производства и его средств, так и на устойчивые кровнородственные связи. Как бы то ни было, но век всего комплекса традиционной патриархальной культуры был надолго продлен.
Крымскотатарская семья этого периода была полигамной. Мужчины имели столько жен, сколько[170] были в состоянии прокормить. Другими словами, состав и размер семьи зависели от материального достатка. Иногда в семьях встречались
Подобные родовые черты уклада сохранились и позднее, когда полностью исчезли его экономическая основа и сам патриархальный, дофеодальный строй. По-прежнему сохранялось членение татарского населения на племена (аймаки) и колена, которые в свою очередь состояли из родов во главе со старейшинами. Последние избирались, получая при этом титул мурзы (искаженное "эмир-заде"). В более позднее время это звание-должность становилось наследственным аналогично западноевропейскому институту майората. Мурзы являлись и советниками хана; им вместе с беями доставалось до 30% военной добычи (Якобсон А.Л., 1973, 141). Этим, очевидно, и объясняется, кстати, большая по сравнению с основной массой татар воинственность мурз — в мирной жизни им никто и ничем не был обязан и они были вынуждены кормиться трудами рук своих.
Постепенно роды распадались, но принадлежность к ним сохранялась в памяти. Она учитывалась при различных социальных конфликтах и экономических тяжбах о привилегиях. Подобная реальная значимость традиции вела к тому, что, по словам путешественника XVII в., "нет самого невежественного татарина, который бы не знал совершенно точно, из какого рода он происходит" (цит. по: Бахрушин С., 1936, 31). Каждое колено имело свою тамгу древнего, часто еще тотемного, происхождения, но с прибавлением современного племенного имени. Тамги имела и орда — основную и используемую во время похода. Весьма знаменательно то, что тамги сохранялись (или имелись вообще?) лишь в степной части Крыма, заселенной в основном бывшими ордынцами. В горах тамг не отмечено вовсе (Филоненко В.И., 1928, 4 — 5), что лишний раз подтверждает тезис о преобладании там автохтонного населения.[171]
Живучесть родовых обычаев объяснялась и подчинением татарской массы законам древней терэ (см. ниже) в отличие, скажем, от турок, приверженных единственно шариату (отчего, в частности, дробление земель на частнособственнические, их приватизация шли гораздо активнее). В Крыму же власть терэ, этого древнего, домусульманского права, распространялась и на экономические, и на личностные отношения, была заметна повсюду. Так, от наказания за убийство можно было откупиться, но сохранялся и такой родовой пережиток, как кровная месть (родственники убитого обязаны были зарезать убийцу на могиле жертвы). Сохранялся и известный обряд фиктивного похищения невесты. И даже когда общинное владение имуществом сменило родовое, память о последнем сохранилась в обычае бесплатного кормления малоимущих и странников.
Монах Иоанн Лука пишет, что среди крымчан "нет бедняков, и, если у кого-нибудь из них нечего есть, он идет в дом, где обедают, не говоря ни слова садится за стол, затем встает и удаляется без всяких церемоний" (цит. по: Бахрушин С., 1936, 32). Пришлых было принято кормить досыта, но не в домах, как гостей, а в мечети; вообще все старые авторы единодушно хвалят большое гостеприимство и открытость татар средневековья (Люк Д., 1625, 479; Тунманн И.Э., 1936, 25).
Община. Остатки родо-племенных отношений не могли, конечно, остановить ни складывания феодальных отношений, ни распада их. Но оба этих процесса шли именно благодаря родо-племенным рудиментам в крайне заторможенном, замедленном темпе и деформированном виде. Такие старинные институты, как община, при этом сохраняли свою форму, лишь отчасти меняя содержание, т. е. беря на себя новые, продиктованные общим прогрессом функции.
Наиболее заметные, да и то количественные, а не качественные, перемены в этой области — дробление наделов в результате раздачи ханом земель служилому дворянству (мурзам), а также духовенству и мечетям (вакуфные наделы). Таким образом, и рост дворянского и вакуфного землевладения никак не сказывался на форме общинного землевладения. И крестьяне — частные владельцы, составлявшие общину, — по-прежнему представляли основную массу крымского населения (Никольский П.А., 1929, 7).
Крепостного права не существовало до аннексии Крыма, но и после нее были лишь попытки экономического принуждения, весьма, впрочем, скромные по сравнению с тем, что творилось в XVIII в. на соседней Украине. Нельзя же назвать крепостным правом обязанность отработать неделю в году на мурзу, бея или хана, чью землю крестьянин распахал и тем означил свою собственность на нее (Лашков Ф.Ф., 1895, 96; Сыроечковский В.Е., 1960, 15). Показательно, что сами крестьяне именовали эту повинность не "барщиной" (соответствующего понятия на татарском нет вообще), но "толокой", т. е. коллективной помощью, считая, и не без оснований, ее добровольной и основанной на многовековой традиции.
Была и еще одна повинность — десятина (ашур, ушур), но она касалась всех, и ее можно рассматривать скорее государственной, чем феодальной, — она заменяла налоги и шла на общегосударственные нужды.
Столь же традиционной была привилегия крестьян бесплатно пользоваться общинным, но формально принадлежащим феодалу (если можно так назвать крымского дворянина) выгоном и лесом. Особенно поразительно последнее право — феодалы всей Европы ревниво берегли свои леса от порубок, не говоря уже об охоте (браконьерам-крестьянам в Англии полагалась смертная казнь). Но в Крыму такое исключение вполне объяснимо — это право, как и многие другие, основывалось не на феодальном законодательстве, а на шариате или терэ. Поэтому в Крыму считалось, что все существующее на земле соизволением Аллаха, т. е. без помощи человека, в том числе и луга и лес, не может быть чьей-то исключительной собственностью, но принадлежит обществу, являясь общечеловеческим достоянием ("мюльк муштерек").[173]
Имелись и иные причины, по которым в Крыму никогда не было крепостного права. Это объясняется среди прочего отсутствием здесь единого сообщества феодалов, класса как такового, который лишь и может совместными усилиями выработать универсальные хозяйственно-правовые нормы крепостного права. Феодальная же прослойка Крыма была "рваной", дворяне здесь были разобщены политически, географически, даже социально (см. ниже).
Рассматриваемому феномену имеются и чисто экономические причины. Уже говорилось о том, что экономика сельского хозяйства Крыма шла в средние века, как и на других европейских территориях, по пути к приватизации земельной собственности, усилению частных прав на нее. Однако процесс этот по ряду причин тормозился и так и не дошел до завершения даже в эпоху накануне победы капиталистических отношений. Именно крымская община с кровнородственной спаянностью ее членов, их взаимной поддержкой и традициями взаимовыручки представляла собой крайне неудобный объект для эксплуатации при помощи крепостного права.
Наконец, сохранению общины и некрепостнических отношений активно содействовали сами ханы. Им было невыгодно усиление феодалов, и они препятствовали укреплению экономической и социальной самостоятельности дворянских родов, стремились к положению, когда бы максимальное число мурз и беев кормилось из ханских рук и было, следовательно, послушно их воле. Дворяне, кстати, тоже осознавали, что для них значило бы чрезмерное усиление ханской власти, и препятствовали по мере сил развитию абсолютизма и централизации государства в целом.