Истории драматургии театра кукол
Шрифт:
Представления вертепа [169] начинались с партесного церковного пения и зажигания свечей, освещавших оба этажа сцены. На верхнем ярусе вертепного ящика, представлявшего собой уменьшенную копию средневековой мистериальной сцены, находились ясли, сияние Вифлеемской звезды освещало спеленатого Младенца. Здесь появлялись две куклы со свечами в маленьких ручках, изображавшие ангелов. Они кланялись яслям и уходили. Затем входили два пастуха с подарком новорожденному – ягненком. Они также кланялись, радуясь, танцевали, оставляли подношение и удалялись.
Пространство вертепа создавало такой сплав фантастического и реального, благодаря которому библейская Иудея, Вифлеем
Лишь только уходили пастухи, хор начинал трагический запев о царе Ироде. На нижнем этаже вертепа появлялись куклы-воины в шлемах, с мечами и пиками. Вслед им шествовал Ирод. Одетый в царскую порфиру, в красном плаще, с короной на голове, следуя по пути, начертанному прорезями в полу вертепной коробки, он садился на трон. К нему подходили волхвы – как правило, одна кукла с тремя фигурками, соединенными вместе. Ирод спрашивал, куда они направляются. Волхвы отвечали, что идут поклониться Новорожденному. Ирод отпускал волхвов с просьбой известить его о месте рождения нового царя. Волхвы переходили на верхний ярус, кланялись новорожденному, подносили дары, после чего собирались восвояси. Путь им преграждал Ангел с предупреждением не возвращаться к Ироду и не верить его лукавым словам.
Действие вновь переносилось на нижний ярус вертепа. Ирод, ожидая известий, сидел на троне, но Хор сообщал, что тот ждет напрасно. Тиран в бешенстве приказывал воинам перебить всех младенцев. Один из воинов вводил в тронный зал Рахиль и сообщал Ироду, что мать хочет умереть вместо сына. Но Ирод был неумолим, и воин поднимал дитя на копье.
Чаша трагедии была переполнена. Наступало время возмездия. Ирод, оставшись один, размышлял о Смерти и велел воинам не пускать ее во дворец. Но страшная гостья являлась:
«ИРОД ( просит отсрочки ): Дай отсрочки один год!
СМЕРТЬ: Ни на один месяц!
ИРОД: Дай на один день!
СМЕРТЬ: Ни на один час!
ИРОД: На одну минуту!
СМЕРТЬ: Ни на одну секунду!
Ирод покорно склонял голову на косу, а Смерть, отрубив голову, плавно удалялась одним ходом, а другим вбегали Черти с визгом и хохотом, окружали тело Ирода и под предводительством огромного Чёрта тащили его в ад.
Хор ( изображает накипь адской смолы ):
Жж… Зз…С…
Трон опустел» [170] .
Так заканчивалась первая часть представления. Исследователи русского фольклора А. Ф. Некрылова и В. Е. Гусев в одной из своих работ обратили внимание на близость этого эпизода вертепа к эпизоду другой русской народной драмы – «О храбром Анике-воине и смерти», а также к рукописной повести XVI в. «Прения живота и смерти» [171] . Это лишний раз доказывает наличие взаимовлияния, элементов общности русской школьной драмы и фольклора.
Вторая, комическая часть представления играется на нижнем ярусе вертепа и представляет собой вариации на темы народной кукольной комедии. Здесь мы находим многочисленные сцены, схожие с «петрушечной камедью», – покупка у Цыгана лошади, пародийные похороны, лечение, сватовство и др. Важно отметить и то обстоятельство, что вторая часть вертепа – своеобразная диалектальная комедия, так как у многих персонажей иной, свой диалект, своя, особая комическая речевая характеристика.
Для сравнения финалов драмы «О царе Ироде» и комедии «Петрушка» обратимся к одному из вариантов концовок народной кукольной комедии:
Петрушка: Эй, человек! Тебя как
Смерть ( глухо ): Я – Смерть, тебя с собой зову!
Петрушка: Что? Ты похожа на сову!
Смерть: Я – Смерть и взять тебя пришла!
Петрушка: Другого, видно, не нашла!
Смерть: Твой смертный час пришел, Петрушка!
Петрушка: Иди-ка к черту ты, старушка!» [172] .
Два финала: один – драматический, другой, пародийный – его зеркальное отражение.
Русская кукольная вертепная комедия, по сравнению с украинской, белорусской и польской, содержит в себе значительно больше сатирических, светских элементов. О направлении развития русского вертепа красноречиво говорит тот факт, что в XVI – XVII вв. центральными были события, разворачивавшиеся как на верхнем этаже вертепа («Рождество»), так и на нижнем («Царь Ирод»). В конце XVIII в. центральной частью становятся, в основном, события нижнего этажа: драма о царе Ироде и сатирическая кукольная комедия. В XIX в. вертеп, как справедливо заметили А. Некрылова и В. Гусев, «…совершенно освободился от религиозных сцен, даже само имя Ирод оказалось забытым, и действия некоего безымянного царя-тирана направлены против русского народа, судя по реплике кукольника, открывающего представление: “Начинается комедь, чтоб народу не шуметь, русский народ будем сверху пороть!”» [173] .
Первая часть вертепной драмы в течение XIX в. все более сокращается и приобретает черты не столько религиозной, сколько тираноборческой драмы и народной сатирической, пародийной комедии. Здесь показателен пример Торопецкого вертепа (Псковская губерния), описанного М. И. Семевским в 1863 г. Комедию разыгрывал кукольник Василий Михайлов – «мещанин, ремеслом башмачник»: «Это худощавый, с русой бородой и плутовскими глазами человек лет тридцати […]. Избушка его стоит на одной из глухих улиц, но по вечерам во все святки до крещения, а потом по воскресеньям и каждый вечер на масленице ее легко найти; над ней высоко горит фонарь» [174] . В избе играет скрипка. Публика платит за вход по копейке и занимает в избе места. Сама изба разделена занавеской на две части: на одной стоят скамейки для зрителей, на другой – два скрипача и стол с прорезями, как у вертепа. Собственно истории Рождества в этом представлении не было. Оно состояло, в основном, из комических коротких сцен на темы жизни селения. В конце спектакля вертепщик обращался к зрителям с просьбой не судить его строго и с поздравлением народа с праздником [175] .
Вертепная Торопецкая комедия включала в себя и пародии на духовные канты. Причем пародии такие сальные, что М. Семевский не приводит их текст в очерке. Торопецкий вертеп уже существенно отошел от принципов традиционной вертепной драмы. Вместо двухэтажного ящика-домика остался лишь стол с прорезями для вождения кукол. Полностью исчезла религиозная часть. Вместо царя Ирода – просто некий Царь, и спектакль приобрел уже не религиозный, а скорее социально-сатирический, конкретный, легко узнаваемый публикой характер.
В конце XIX в. русский вертеп, так же, как и многие другие виды народного театра, стал угасать. События Октября 1917 г. фактически решили его судьбу. Он исчез, оставаясь предметом исследования ученых-фольклористов, режиссеров, сценографов, литераторов. Но сама школьная вертепная драма, так же, как и сатирическая народная кукольная комедия, стала своеобразным фундаментом для становления русской профессиональной драматургии театра кукол. Значительное место в этом становлении принадлежит и «вольным англо-немецким комедиям».