Истории мертвой земли
Шрифт:
Все уже однажды случилось, и нет ничего нового пред взором моим…
– Не дождешься.
– Так и думал.
Я вновь смотрю на звезды, наблюдаю, как они вспыхивают и гаснут, проглатываю их и выплевываю: скучно, совершенно нечем себя занять.
Вместе с тем мысленно я слежу за Кхе-ре. С момента нашей первой встречи она обрюзгла, клыки ее затупились, педипальпы и хелицеры сделались вялыми и служат отныне лишь для приема пищи, а ее тело – этот склизкий комок материальности, загустевшая творческая энергия – обросло плотным слоем усиков, которые меня ни капли не возбуждают. А еще она постоянно
Вдобавок ко всему это невероятно скучно.
– Страшилище!
Я посылаю эту мысль ей в голову с такой силой, что Кхе-ре, при всех ее габаритах, отбрасывает прочь.
– И незачем было толкаться, – хмурится она, даже не понимая, насколько вдруг стала уродлива.
– Да пошла ты.
Отвернувшись, я продолжаю любоваться погибающими звездами. Определенно, чего бы там не произошло, звезды я сохраню, – эта мысль вспыхивает где-то на периферии сознания и тут же гаснет. Я же ощущаю агонию звезд, впитываю ее, проживаю и… зеваю, зеваю, зеваю. Мне нестерпимо хочется разнообразия, чего-то необычного. Мне нестерпимо хочется…
Любить?
Пробую на вкус эту вроде бы знакомую, а вместе с тем странно новую идею. Она выскользнула из вороха тех событий, что случились когда-то давно и вместе с тем еще только должны наступить; будто бы заблудилось на прямой моего бытия. Кхе-ре же украдкой посматривает на меня, тайком прощупывая мой разум, на случай, если я вдруг снова решу ее толкнуть. Но мне уже нет до нее никакого дела. Точно я знаю одно: я устал от спутницы – этой никчемной попытки не быть одиноким. Из нашего с ней союза я высосал все, что можно, и ныне пришла пора избавиться от ее присутствия.
Забросить, что ли, ее в подпространство? Пусть чахнет там с остальными ненужными и вспоминает то якобы прекрасное время, что все они напыщенно именуют первыми эрами. Так эти простофили мнят, будто в первые эры зародилось Сущее, хотя на деле ничего такого не произошло. В действительности все случилось совсем недавно. Да и вряд ли бы им понравилась правда о том, что вся окружающая их реальность есть лишь последствие моего пердежа, или отрыжки, или усталого вздоха, а то и всхлипа…
Истина не только пугает, но порой вызывает и грустную усмешку.
***
Тут ко мне заявляется кот. Свернувшись кольцами и частью не-сознания нырнув в иное измерение, он принимается довольно мурлыкать, пока я почесываю его мохнатую, взбухающую огненными вспышками, спину. Котом, как и всем его племенем, я очень доволен. Наверное, поэтому я и подарил им возможность бродить одновременно в нескольких реальностях, и даже заглядывать в чужие сны. Так или иначе, а эти создания я сохраню впредь.
– Что будем делать? – По-видимому, Кхе-ре решила, что время моего дурного настроения миновало, и ко мне уже можно приставать с всевозможными глупостями.
– Существовать.
Я отдираю от порядком изношенной реальности очередную тонкую нить, курю. Мне очень нравился, нравится и будет нравиться дым. Его пленительный танец. Его вездесущность. Его абстрактность, изменчивость, первозданная хаотичность. Дым подобен
– Я буду просто курить и ни о чем не думать. А потом… потом, может быть, наступит конец эпох и все завершится. Все-все!
– Ты фантазер, – хмыкает Кхе-ре, естественно, не понимая истинного значения моих слов. – Плюс ты слишком пустой. И чего я в тебе нашла?
Признаться, я заинтригован.
– Неужто решилась уйти?
Она раздумывает, проецируя свои мысли вихрями липкой черноты. Кхе-ре слишком зависима от обыденности и не любит что-то менять: как и прочие, по непонятной для меня причине она стремится к стабильности. Ее усики нервно подрагивают, а разум замыкается в непроницаемый ментальный монолит, – нечто подобное я наблюдал и у слезососов, когда отнимал у них все накопленные эмоции. Эти вампиры становились похожими на заплесневелые раковины, на ломкую пленку уснувшего Океана (мой друг, которого я так и не отважился разбудить: боялся, что рано или поздно наши с ним отношения скатятся до уровня обыденности), а их не-сознания не отображали вообще ничего.
– Да, – наконец выдает Кхе-ре, – я оставляю тебя! К тому же все эти твои тайные вылазки – думал, я ничего не знаю? Ха! Твои измены…
Мне остается лишь согласиться. Я жду, что от ее решения мне станет хотя бы чуть-чуть получше. Но лучше не становится. Все остается на своих местах. Все это происходило уже несметное число раз; оно изжевано настолько, насколько вообще может быть изжевано. Какую бы паутину событий я не сплел, мое подсознание – время – по-прежнему одерживает надо мной верх.
Либо же причина таится в несовершенстве моей фантазии – этакий скрытый изъян, который я не способен исправить?
Как ни крути, а обыденность продолжает меня пожирать.
– Хорошо. Рад, что мы так быстро уладили нашу проблему.
– И все?
– Все.
Но Кхе-ре не двигается с места. Она терпеливо ждет. И тогда я швыряю ей в голову наиболее четко сформулированный и продуманный образ-идею. Несмотря на то, что арахниды, как и я, обожают эмоции, они не переносят красочности, терпеть не могут многомерность и детализацию, – все те мелочи, коими прочие, более соответствующие моему прообразу твари так стремятся наполнить свои не-сознания. Удел арахнид – пустота, и они вечность грезят о ней, так никогда и не осмеливаясь в нее проникнуть.
В результате Кхе-ре не стало. Я же свободно растворяюсь в облаке сжатого газа, слушаю резонирующее меж небесных сфер урчание кота и вижу, что чем дальше заходит в своих поисках Существо, тем чаще сталкивается оно с такой особенностью большинства организмов, как убийство.
***
– Почему они так поступали друг с другом? – вопрошает Существо. – Что заставляло их, отринув собственную уникальность, пойти на такое?
Переливы Света едва замедляются, а извивающиеся иглы останавливают свое нескончаемое движение.