Истории, связанные одной жизнью
Шрифт:
Андрей Гусев рассказал о том, как много было сделано в институте за последние годы для создания автоматизированных средств контроля водной среды. Коснувшись приведенных в книге фамилий основных специалистов института, создававших новую технику, Гусев также сказал, что составители книги старались никого из них не пропустить, но если кого и пропустили, то это не беда, ведь каждый список фамилий заканчивается словами “и др.” и любой пропущенный может мысленно увидеть свою фамилию в числе “др.” Может быть, показалось, но при этом он взглянул на меня.
Выступление нашего бывшего начальника отдела Славы Козловского не касалось ни юбилейных дат, ни каких либо технических достижений. Он, как обычно, просто балагурил, тем более, он уже не был начальником, но был в “хорошем” состоянии. Распаляясь, он что-то высказал по поводу евреев, и это было немного удивительно,
Некоторое время спустя, я начал вспоминать и анализировать события моей жизни, связанные с женщинами, и вот, в итоге, что у меня получилось. Обращаю внимание, что в предыдущих главах я этого вопроса почти не касался, и сейчас постараюсь обращаться с ним как можно деликатней.
Впервые я узнал, что такое женщина, совсем еще мальчишкой. В то время я посещал во Дворце пионеров музыкальный кружок - оркестр русских народных инструментов и играл на домбре, по размеру, звучанию и способу игры напоминающей мандолину. В оркестре нас было человек пятнадцать - двадцать, мальчиков и девочек. Однажды, это было в начале осени, после окончания репетиции мы вышли из Дворца вместе с одной девочкой, тоже членом нашего оркестра. Я на нее раньше особого внимания не обращал, однако когда она предложила немного прогуляться, я не возражал, хотя прогулки с девочками не были для меня обычным делом.
Дворец расположен на углу Садовой улицы, центральной улицы Ростова, и Газетного переулка, в конце которого, недалеко от реки, находился мой дом. Но пошли мы по Газетному не в этом направлении, а в обратном. Заглянули на минутку в один из дворов, мимо которого проходили, и после этого мы оба уже знали, что нам нужно и чем закончится наша прогулка. Прошли по Газетному до конца и уперлись в ограду Центральной городской больницы. Совместными усилиями мы преодолели эту преграду, и не только эту.
Теперь немного о моей внешности. В раннем детстве, судя по фотографиям и воспоминаниям близких людей, я был достаточно симпатичным мальчиком. Но с того времени, когда начал интересоваться своим внешним видом и, практически, до старости, я не просто не нравился сам себе — я считал, что природа меня просто обидела. И, действительно, средний рост на нижнем пределе, достаточно большой нос, который загорал на солнце раньше и сильнее остальных частей тела и лица, большие уши — уже этого достаточно, чтобы не считать себя привлекательным молодым человеком. Затем на меня навалился наследственный бич — раннее облысение.
Это же надо: в девятнадцать лет с меня полезли волосы. Все мои попытки приостановить этот процесс, кроме шуток со стороны моих товарищей по общежитию, ни к чему не привели. При этом с волосами в это время произошла одна интересная метаморфоза — они начали кучерявиться. Да так сильно, что я помню случай, это было в Ленинграде, когда за мной по улице бежали мальчишки и кричали: “Пушкин, Пушкин”. Возможно, что дополнительной причиной такого “обидного” сходства были небольшие бакенбарды, которые я в то время завел. Поверьте, такое “узнавание” на улице никак не тешило мое самолюбие. Примерно к сорока годам остатки моих волос стали приобретать дополнительное положительное качество — они начали седеть. Мне кажется, что я достаточно объективно нарисовал свой портрет.
Однако справедливости ради надо отметить, что были, видимо, и некоторые черты, которые привлекали ко мне внимание. Иногда совершенно непонятное. Вспомню только один случай. Однажды, это было в семидесятые годы, я вошел в зал ожидания Московского вокзала со стороны перрона и почувствовал чей-то взгляд. Я присмотрелся и во встречном потоке людей увидел знаменитого актера Кирилла Юрьевича Лаврова очень внимательно глядевшего мне в глаза. Я сделал еще шагов десять и обернулся — Лавров стоял и смотрел на меня. Но реакция у меня не сработала и я, не задерживаясь, пошел дальше. Потом я себя за это ругал,
Вернувшись с празднования институтского юбилея, я внимательно прочел подаренную мне книгу и с горечью убедился в правильности моего предчувствия — мое имя не упоминается нигде, ни в исполнителях отдельных заказов, ни в разработчиках основных направлений деятельности института. Этот факт меня достаточно огорчил, огорчил настолько, что я почувствовал необходимость на него как-то прореагировать. Но что я мог сделать - только написать письмо. Кому? Турецкому султану. Конечно же, не бывшему непосредственному начальнику, Гусеву, так как оно его только порадует - цель достигнута, ”удовольствие” мне доставлено. И я решил написать письмо первому заместителю генерального директора института, директору по науке Юрию Федоровичу Подоплекину. Я, понятно, ни на что не рассчитывал, но мне, почему-то, стало комфортней. Возможно, стоило бы написать в несколько адресов, но я это не сделал. Хотя кое-кому, помню Козловского, Ингстера и Чередниченко, я по телефону письмо прочел. Запомнил, что реакция у всех была весьма сдержанная. Даже находясь на пенсии, люди, на всякий случай, не хотели портить отношения пусть с бывшим, но начальством. Выдержки из этого письма я привожу в Приложении к этой главке. Ответ от Подоплекина я не сразу, но получил. Приводить его здесь не имеет смысла, так как он является типичным образцом ответа советского бюрократа - ответа не по существу.
Отсутствие постоянных обязанностей особенно ощущалось в осенне-зимний период, когда мы жили на городской квартире. Это ощущение усугублялось жесткой ограниченностью наших материальных средств - и об этом я уже писал. О неудачной попытке поступить на работу в ЛИАП на кафедру Саши Синякова я тоже рассказывал. Больше каких-либо попыток устроиться на работу не предпринимал. Но. Однажды мы с Нонной гуляли по нашей улице, зашли, как обычно, в магазин, что напротив нашего дома. Затем Нонна направилась домой, а я решил пойти на почту, пять минут ходу. Это было днем, в два или три часа пополудни. Вернулся я домой часов через пять или шесть, уже стояла хорошая осенняя ночь. Добраться до дома было непросто: ни ноги, ни голова у меня не работали.
По дороге на почту со мной заговорил шагавший рядом человек, приятной внешности, как выяснилось позже, капитан второго ранга в отставке. Он неожиданно предложил выпить пива в киоске, мимо которого мы проходили. Я на минутку задумался, мысленно подсчитывая мою наличность, и согласился. Мы выпили по бутылке пива, я полез за деньгами, но мой новый знакомый, назовем его Павлом, улыбаясь, достает толстую пачку денег и говорит: “Не волнуйтесь, я угощаю, эти деньги я заработал за один день, сегодня”. Не отходя от киоска, мы взяли по второй бутылке, и он, помимо прочего, рассказал, что имеет патент на проверку состояния электротехнических сетей и оборудования предприятий общественного питания. Я сейчас не помню территориального ограничения его патента, но оно было. Он сказал, что работа эта очень выгодная, он абсолютно не нуждается в деньгах и может заработать столько, сколько захочет. Нетрудно понять, учитывая то, что было сказано выше, что я со скрытым нетерпением ждал от него предложения. И оно поступило. “Я вас остановил не случайно, ваша внешность внушает доверие. Я хочу вас пригласить сотрудничать со мной, вернее, с моим небольшим коллективом, и выполнять очень простую работу: обходить соответствующие предприятия, выяснять дату последней проверки их сети и если прошел год или больше, то договариваться о проведении работ моей бригадой”.