История антисемитизма.Эпоха знаний
Шрифт:
На самом деле, причины подобных обращений могли быть весьма различными. Давид Мендель, внучатый племянник Мозеса Мендельсона, ставший под именем Августа Неандера главой протестантских церковных историков, в возрасте семнадцати лет обратился в христианство. Похоже, что искренние убеждения привели к крещению Юлиуса Йолсона, гораздо более известного как Фридрих Юлиус Шталь. Под этим именем он стал великим властителем дум прусского консерватизма. Мы уже говорили о том, что, крестив своих детей, отец Феликса Мендельсона-Бартольди стремился воздать должное христианской цивилизации, что уже означало гораздо менее серьезное отношение к религии.
Хорошо известна и история Генриха Гейне. Один из его друзей, Эдуард Ганс, который вместе с
«Ты стал пресмыкаться перед распятием, Распятием, которое ты презирал… » («Und du bist zum Kreuz gekrochen, Zu dem Kreuz, dass du vcrachtest»)
Но вскоре он сам последовал примеру Ганса для того, чтобы вступить в коллегию адвокатов Гамбурга, где он так никогда и не приступил к адвокатской практике. Гейне иронизировал: «пропуск в европейскую культуру», а также добавлял: «… если бы законы разрешали кражу серебряных ложек, то я бы не стал креститься!» Его соперник Людвиг Берне, принявший христианство, чтобы иметь возможность возглавить журнал, высказался по поводу таинства крещения не менее бесцеремонно: «Выданные мне три капли воды не стоят даже той малости, которую я за них заплатил».
Рахель Фарнаген-Левин уверяла, что к 1823 году добрая половина еврейской общины Берлина приняла христианство. Тем не менее немецкая история, в которой упомянутые нами имена оставили глубокий след, считает их евреями. Среди знаменитостей этого поколения лишь один Джакомо Мейербер не перешел в христианство, возможно, из чувства привязанности к своей старой матери, но, вероятно, также и потому, что «наряду со счастьем быть талантливым он обладал также талантом быть счастливым», – как говорил об этом богаче Берлиоз.
Большинство немецких евреев, не отправившихся к купели для крещения, не могли остаться равнодушными к обращению в христианство такого количества блестящих и богатых деятелей, часть которых увенчала свой отказ от иудаизма переменой своих имен, как мы это уже отмечали выше. Подобные примеры лишь усиливали воздействие отмены власти раввинов, так что немецкий иудаизм быстро рассыпался на обратившихся в христианство различных направлений, индифферентных, полностью отказавшихся от соблюдения традиций своих предков, сторонников реформированного иудаизма и, наконец, сплоченной группы сохранивших преданность Талмуду. Уже в то время большинство стремилось быть прежде всего немцами. В 1844 году Александр Вейлъ замечал: «Вообще говоря, то, чего так упорно добиваются прусские евреи, это возможности быть пруссаками, и ничего больше». Даже те из них, кто особенно гордился своей верностью еврейским традициям, стремились к более полной германизации. Характерно, что основатель «научного иудаизма» Леопольд Цунц начал проявлять интерес к историческим исследованиям благодаря своему желанию доказать, что в средние века евреи часто носили христианские имена и пользовались местными наречиями при отправлении религиозных обрядов.
В 1857 году знаменитый католический богослов Игнац Дёллингер отмечал: «Немецкие евреи обыкновенно думают как немцы; а поскольку наша культура и наша цивилизация вышли из христианства и сформированы христианством, то вопреки их сдержанному отношению к христианству сознательно или бессознательно они ко многим вещам относятся по-христиански и поступают соответствующим образом».
По сути дела, речь шла о новом поколении марранов, а отличие от жертв инквизиции заключалась, в основном, в границе, отделяющей стыд и жажду любви от страха. Подобно «новым христианам» Иберийского полуострова эти евреи, даже если они принимали христианство, как социальная группа в глазах
Но в 1832 году иудейский активист Габриэль Риссер смотрел гораздо дальше; он заверял неомарранов: «… поверьте мне, что ненависть найдет свою жертву также легко, как и ангел смерти. Ненависть узнает свою жертву, под каким бы именем она не скрывалась… » Тем не менее даже этот верующий иудей признавался в том, что делит свою любовь между Богом Израиля и новой иностранной богиней. Недаром у него был такой девиз: «У нас есть Отец на небесах, но у нас есть также и мать: Бог, отец всего сущего, и Германия, наша мать здесь, на земле».
Таким образом, страдания Рахели Левин становились участью все возрастающего числа евреев. По правде говоря, не ясно, какой термин следует употреблять для обозначения общности людей, чьи лидеры отреклись от веры Моисея. Мы уже знаем, что для Гейне немецкий иудаизм стал семейным несчастьем и даже болезнью. Александр Вейль считал, что в Германии иудаизм постепенно превращается в «христианскую секту». Трудности семантических определений отражают смятение, охватившее бывших обитателей гетто, которые и сами уже не понимали по-настоящему, кто они. Можно сказать, большинство определяло себя с помощью отрицаний: «… мы те, кто не относится к потомственным немецким христианам». Они сознательно копировали немецкие манеры и высказывали чрезмерный патриотизм даже во время церемоний в синагогах. Но ответом Германии, казалось, были слова: «Вы то, чем вы не являетесь».
Итак, одним из результатов эмансипации «германских мавров» стал новый раунд в тысячелетней иудео-христианской полемике: отныне лишь подражая христианину иудей может ему противостоять. Иронический гений Гейне продиктовал ему завершающие слова:
«Уже более тысячи летМы по-братски терпим друг друга.Ты терпишь, что я дышу,А я терплю твою ярость.Иногда, в смутные временаТебя охватывали странные настроения:Набожный и полный любви,Ты омывал моей кровью свои руки.Теперь наша любовь растет,Она укрепляется с каждым днем,Потому что меня также охватывает ярость,И я становлюсь почти таким, как ты!»Но уже один из пионеров немецкого социализма Мозес Гесс, проложивший дорогу Марксу и Энгельсу, вместо того, чтобы принять христианство, стал на путь политического сионизма, этого лучшего средства от душевных мук неомарранов.
Проблема неевреев
Накануне и во время наполеоновских войн многие умы искали простого и понятного объяснения тем апокалипсическим событиям, которые происходили в Европе с 1789 года. Поскольку еврейский народ был одновременно автором, хранителем и главным действующим лицом Священного Писания, его освобождение не могло не найти своего отражения в различных предлагавшихся попытках объяснения происходящего. Содержание этих эсхатологических построений может обеспечить нас первой путеводной нитью для изучения отношения христиан к эмансипации евреев.