История Бобо

Финч Артур

— Комиксы.

— Что?

— Бля, комиксы читаю. Не слышал никогда, что ли?

— Слышал, конечно. А тут Зеленый Фонарь есть?

— Нету. Здесь только Человек-Паук.

— И о чем там?

— Я пока только картинки смотрю. Потом читать буду.

— А где ты взял этот комикс?

— Андрюха дал почитать.

— Какой еще Андрюха?

— Ты все равно его не знаешь.

— Это который в очках еще?

— Ага.

— Ясно, а у него про Зеленого Фонаря есть комиксы?

— Про кого? Про Зеленого Фонаря? Не знаю,

не думаю. Наверное, нету. А ты что, почитать хочешь?

— Не знаю, хотя бы картинки посмотрю.

— Он не даст так, в смысле, картинки только смотреть.

— А ты скажи, что я буду читать.

— Не знаю, посмотрим.

Макс хотел было снова вернуться к комиксу, но вошла мама.

— Кушать будете?

— Ага, — ответил я. А потом вспомнил, что этот обед должен быть самым вкусным в моей жизни.

Дальше

Все было хорошо, знаете. Ну, так хорошо, как может быть хорошо у простой, не слишком богатой семьи. Иногда мы вместе ездили на рыбалку, один раз ходили в поход и парочку — заглядывали в парк аттракционов. Мне покупали огромную сладкую вату, а Максу — соленый попкорн. Макс прекрасно знал, что я терпеть не могу соленый, и поэтому не стану просить у него, когда закончится сладкая вата.

Однажды мы, накатавшись по самое горло на разных аттракционах, просто ходили по парку, рассматривая эти великолепные машины, созданные для развлечений.

— Ничего себе! — воскликнул Макс, увидев какой-то аттракцион, который выглядел более чем скромно — два кресла, окруженные странной металлической конструкцией. Я сразу понял – меня туда точно не пустят. Вместо этого, мне просто купили банку колы, и я стоял, попивая напиток, и наблюдал как Макса пристегивают к креслу. Мама сказала ему, чтобы он держался крепче, а батяня смотрел на него, улыбаясь, словно гордился тем, что его старший сын не боится такой страшной штуки!

— Ху! — произнес Макс так, будто собирается выпить стакан водки, и мужик, стоящий рядом, нажал на кнопку.

Аттракцион загудел, кресло поднялось метра на два в воздух. Какое-то время ничего не происходило, а потом вдруг кресло начало вращаться, перекидываться и перекручиваться.

— Ничего себе…— прошептал я, глядя на маму. Казалось, ей совсем не страшно за своего сына. Отцу, видимо, тоже. Он по-прежнему улыбался!

Я подумал: «Великий, всемогущий бог, сделай так, чтобы Макс не сбрендил после этого». Так мне было страшно! А махина все вращалась и вращалась.

Когда она, наконец, остановилась, я старался не смотреть на Макса, боясь, что он превратился в желе…или в еще что-то страшное.

— Ничего себе! — воскликнул он совершенно обычным голосом. Его отцепили от кресла, и он встал, немного походил и добавил: — Круто.

Только тогда я, наконец, решился взглянуть на него. Можете не верить, но после всего случившегося, он выглядел совершенно нормально, так же, как и всегда. Он немного

пошатывался, но на этом все…Тогда я подумал, что ничего не понимаю в этом мире.

То был хороший день, наверное, по большей части из-за того, что Макс не сошел с ума. Я был этому рад.

***

Когда я впервые получил двойку, я был уверен, что меня убьют. Я не знал, каким способом, но был уверен, что убьют. В школе меня все убеждали, чтобы я вырвал страницу с двойкой из дневника, говорили, что всегда так делают. Я хотел, честно хотел, но передумал. Я пришел домой, подошел к отцу и протянул дневник, не говоря ни слова. Он удивленно посмотрел на меня, открыл дневник, пролистал парочку страниц и спросил:

— Двойка?

— Двойка. — ответил я, готовясь к самому страшному — к смерти.

Внезапно отец рассмеялся и отложил дневник.

— Иди кушать, — сказал он, улыбаясь, — мама что-то приготовила.

Я удивился, но решил ничего не отвечать, опасаясь, что это какая-то ловушка, которую умеют расставлять только взрослые.

А вот Рита, моя соседка по парте сказала мне, что отец из-за двойки может ей так навалять, что и представить страшно. А иногда, говорила она, когда ее мама лежала в больнице, отец раздевался и делал всякие неприятные штуки. Я не очень понимал, о чем она, но суть я улавливал: двойка для родителей — это что-то вроде алой тряпки для быка…Но мои родители, похоже, были какими-то странными быками. Мой отец не стал меня бить, как бьет Риту ее папа, более того, он не стал раздеваться. Иногда я слушал рассказы Риты и думал, что буду стараться учиться хорошо. Так меня пугали ее истории.

— Однажды, — говорила она, делая такое выражение лица, словно ей больно, — однажды я получила двойку, совершенно случайно…Помнишь, когда я забыла листок с моим сочинением? Там тема была такая…кем работают твои родители, помнишь?

Я не помнил, но кивнул.

— Так вот... я пришла домой, а отец сидел на диване, злой, как демон, и смотрел передачу…о муравьедах, кажется…— она замолчала на секунду, будто вспоминая тот день, и шепотом продолжила: — я показала эту двойку, он злобно посмотрел на меня и сказал, чтобы я ложилась. Я легла на диван, знаешь…словно собираюсь спать, но папа притянул меня к себе и начал трогать…везде…

— Трогать? — удивился я.

— Ага, трогал ноги, спину и всякое другое. Он не кричал и не бил меня, поэтому я лежала, не двигаясь, чтобы не наделать глупостей. А потом…

Она не успела закончить, потому что прозвенел звонок. Она сказала, что расскажет потом, но, видимо, забыла, а я решил не напоминать.

Когда я спросил у Макса, били его за двойки или нет, он взглянул на меня так, будто бы я задал самый дурацкий вопрос, который только можно выдумать.

— Ты дурак?

— Нет, — ответил я, и в тот же момент пообещал себе, что двоек получать все-таки больше не буду.