История болезни (сборник)
Шрифт:
– Я не страдаю, – отозвалась Мария, – просто он был хорошим, и мне жаль, что он ушел.
– Ничего, скоро все там встретимся, – усмехнулась Полина.
Оля решила, что разговор может перерасти в ссору, и тогда, не питая интереса, ни к религии, ни к проблемам жизни после смерти, она окажется лишней. Чтоб сменить тему, Оля спросила:
– А как же вы туда гробы доставляете? Они ж тяжелые.
– На лошади.
– У вас есть лошадь?
– У нас нет. В деревне есть. Тихон всегда приезжает, если попросим. Он и могилы копает, а ему в районе доплачивают,
Оля подумала, что лучше б на эти деньги купить хлеба – глядишь, и гробов бы потребовалось меньше, но мысль была настолько мимолетной, что она не стала ее озвучивать.
– Вкусный шоколад, – Полина развернула очередной «Сникерс», – так ты остаешься?
Оля опустилась на стул. Вопрос не то чтоб поставил ее в тупик – она умела отвечать «нет» в нужных ситуациях, но сейчас положение возникало какое-то двоякое. С одной стороны, она совершенно не представляла, чем здесь можно заниматься ночью среди этих стариков и старух, но, с другой, а чем ей заниматься дома?.. Хотя тогда надо было взять зубную щетку, тоник, чтоб умыться, да и на кого она будет похожа завтра утром без косметики?.. С третьей стороны, она до сих пор не представляла, как и что писать. Может, за ночь ей поведают что-нибудь действительно интересное… Она вспомнила Александра Борисовича – «там материала на целую книгу…»
– Так что, остаешься? – повторила Полина нетерпеливо.
– Да.
– Ну, пойдем тогда, выберем тебе комнату.
Они вышли в коридор.
– Эта пустая, но форточка разбита. Дует… Здесь Петька с Андреем живут. Один полковник-танкист. Его дети сюда определили еще лет пятнадцать назад. Второй – капитан. У какого-то большого военачальника в адъютантах служил. Вот и нашли друг друга. Это пустая… эта тоже пустая… вот, хорошая комната, – она толкнула дверь.
Комната не отличалась от остальных, и Оля не поняла, что же в ней такого «хорошего».
– Это не здесь Василий умер? – она подумала, что не сможет лечь в постель, на которой совсем недавно кто-то умер, ведь здесь едва ли регулярно меняют белье.
– Нет, Василий жил дальше. Здесь Вера с Любой жили. Любка уж не помню, когда умерла, а Вера года два назад. Девяносто лет ведь прожила!.. Между прочим, из двух концлагерей бежала и пешком из Пруссии дошла… Ну что? – Полина оборвала воспоминания, – подходит?
– Подходит, – Оля еще раз оглядела комнату, но не нашла к чему придраться, и не потому, что все ее устраивало, а скорее, потому что отступать было поздно, – а туалет у вас есть?
– Как по лестнице поднимаешься, справа. Там, и туалет, и душ; только для душа уголь уже второй год не привозят.
– А как же вы моетесь?
– Мы не моемся – мы обтираемся. Да, воду из крана не пей! Трубы сгнили – с землей она идет. Но, слава богу, хоть такая.
Они вышли в коридор и остановились, глядя друг на друга.
– И что дальше? – спросила Оля, – в смысле, до вечера?
– Ничего. Приходи после ужина. У нас, как поедим, да темнеть начнет, так и ночь наступает. А что еще нам делать? – она повернулась и не прощаясь, пошла
Спохватившись, Оля выхватила фотоаппарат.
– Полина Алексеевна! Извините, пожалуйста!..
Вспышка озарила старческое лицо, еще сильнее избороздив его морщинами.
– Зря ты это, – Полина покачала головой, – это ведь не память – память внутри нас сидит.
Оля пропустила фразу мимо ушей (главное, что у нее есть еще один удачный снимок), и в это время на лестнице послышались шаги.
– Ольга Викторовна, у вас все в порядке? – Миша не стал подходить ближе.
– В порядке. Идем.
Спустились они быстро и молча. Миша распахнул входную дверь… Воздух показался Оле каким-то сладостно волшебным, будто очищающим каждую клеточку организма. Она замерла на пороге, осознавая, что в данный момент не сможет пройти по узкой доске – состояние напоминало головокружение, появляющееся после бокала шампанского. Привалилась плечом к косяку, блаженно улыбаясь. Серое небо, поле, голая скучная роща – это был самый прекрасный пейзаж; раньше она думала, что такое может случиться только, если она увидит настоящее теплое море…
– Ольга Викторовна, идите сюда! – Миша уже распахнул дверцу машины, – я все приготовил. Есть хочется ужасно.
Оля попыталась сфокусировать взгляд, но поняла, что глаза у нее начали слезиться, превращая Мишу вместе с автомобилем, в единое бледно-голубое пятно. …Не хватало еще, чтоб тушь потекла, – надежный и правильный друг, постоянно сидевший внутри нее, мгновенно охладил внезапный романтический порыв. Она наклонила голову, собираясь с мыслями, и только после этого смогла спуститься на землю, балансируя руками.
Подойдя к машине, увидела разложенную на переднем сиденье разорванную на куски курицу-гриль, булку, два пустых пластиковых стаканчика. Всем этим они запаслись еще в городе, догадываясь, что кормить их вряд ли будут. Глядя на еду, Оля подумала, что после такого обеда, без ужина она вполне сможет обойтись, но ведь завтра будет еще и завтрак, который на протяжении нескольких лет состоял из йогурта, хрустящих тостов и чашечки кофе. Как она сумеет найти здесь все это?..
– Ольга Викторовна, садитесь. Перекусим, да поедем, а то смеркается – не люблю в «куриной слепоте» ездить. У меня ж, знаете, зрение-то не стопроцентное, просто очки не ношу, – весело пояснил Миша.
– Миш, – от предстоящего завтрака Оля вернулась в текущий момент, – а ты б не мог приехать за мной завтра утром?
Миша замер, не донеся до рта кусок курицы.
– В смысле, домой?
– Нет, сюда. Или, если хочешь, тоже оставайся. Тут знаешь, сколько свободных комнат.
Судя по тому, что Миша положил курицу и вытер руку газетой, есть ему расхотелось.
– Я не понял – вы собираетесь ночевать здесь?
– Да.
Он смотрел на Олю, и она реально видела лавину вопросов, проносящихся в его глазах; их было так много, что он молчал только потому, что не знал, с какого начать. Оля улыбнулась и протянув руку, сжала его запястье.