История болезни. В попытках быть счастливой
Шрифт:
P. S. В номере нас ждал шоколадный торт в виде кинокамеры с кинолентой. Поедим завтра на завтрак, и к черту все диеты.
14 февраля. Ажиотаж страшный, билеты на фильм купить невозможно. Я смотрела фильм и пыталась понять, почему у этого парня, сорокалетнего немца, плохо представляющего себе суть произошедшего, получается. Он не экономист, не юрист, ни хрена не понимает в наших политическо-олигархических разборках. И вдруг – получается. Выходит картинка живая, эмоциональная, где хорошее – симпатично, мелочное – еще мельче, а дерьмо – ну прямо-таки вонючее дерьмо. Как он понял? А потом до меня дошло – он не понял, он почувствовал. Как чувствует художник, какую краску надо взять для сегодняшнего заката. Так почувствовал своего героя Кирилл Туши.
15 февраля. Приехала из Берлина насквозь простуженная. Эти “буквально пара шагов” и “прямо за углом” при минусовой температуре и диком ветре плохо для
Берлин оказался совсем-совсем новым для меня городом. Когда-то в 1984-м это была моя первая заграница: я хотела в свою Польшу, но из-за военного положения нас отправили в Берлин. Естественно, только Восточный.
Потом, в новое время, я была в Берлине четыре, кажется, раза – и всегда в Западном.
В этот раз жила на ничейной земле, в бывшей зоне отчуждения – на Потсдамской площади.
Из-за холодины никуда, кроме самого “Берлинаре”, не ходили. Но люди теплые, тусовка буйная, пиво абсолютно потрясающее. Оно как натуральный сок. Из хмеля, прямо из живого хмеля!
Время тратится странно. Сначала собрались в одном месте, куда специально надо тащиться, просто чтобы вместе выпить-закусить, и уже всем вместе, тем, кто имеет отношение к фильму, поехать на премьеру. Потом поехать всем кагалом на пресс-конференцию, там тоже выпить-закусить. Потом на party к Кириллу в невероятный старый театр. Там выпить-закусить…
И ведь все время занят…16 февраля. Отдала свою маленькую автобиографическую повесть “История болезни” в журнал “Знамя”. Попробуют опубликовать в майском номере.
18 февраля. Сегодня попрощалась со своим любимым водителем и помощником Ваней. Почти четыре года он крутил руль, толкал коляску, запихивал меня в машину, возил документы и ходил со мной на митинги. Ушел по совершенно уважительной причине – захотел личностного роста.
Сама виновата в появлении этого желания: четыре года парень слушал “Эхо Москвы”, сидел на моих семинарах, смотрел правильные фильмы и спектакли. Что выросло, то выросло…
Ванюшка научил меня быть спокойной! И за это я ему очень благодарна. В самом начале нашей совместной жизни в машине я по какому-то поводу страшно раскипятилась. Ванька куда-то не туда поехал, свернул, не послушав меня. Я пыхтела и пыхтела, не в силах успокоиться.
– Ирина Евгеньевна, а вы меня укусите… – вдруг сказал мой новый молоденький водитель.
Я засмеялась. С тех пор ни разу, ни РАЗУ не злилась по поводу пробок, неправильных поворотов и прочих мелких косяков.
Вообще много хорошего было. Плохого не было. Вчера в свой день рождения пригласил меня в “Планету суши”. Мы с ним оба японскую еду очень уважаем и частенько трапезничали в автомобиле, взяв навынос.
Мне грустно. И страшно немного. С Ваней у меня не было недоступной Москвы. А теперь будет.20 февраля. Не знаю, хороший ли музыкант и человек Павел Слободкин, центр имени которого находится по пафосному адресу Старый Арбат, 48, но внутри там чудовищный дизайн типа лужковский вампир. Розовое с бордовым, синее с белым и апофеоз – бирюзовый с золотом зал. Роль золота исполняют накладные медные панели.
Нас пригласила на концерт молодого оркестра мама вдохновенного юного дирижера. Музыканты хорошие и настоящие со своими классическими хитами, а тот кошмарный сарай, в котором они играют – построенный во вкусе ЮРЬМИХАЛЫЧА, – их ни минуты не стоит.
В антракте к нам с Женей Воскобойниковой, а она тоже на коляске, подошли две милейшие капельдинерши и стали интересоваться, как будто извиняясь, удобно ли нам, радоваться, что мы к ним пришли, и вдруг вернули деньги за билеты. Купленные, кстати, со скидкой по предъявлении инвалидного удостоверения. Мы поняли, что ДО концерта что-то случилось.
А случилось вот что. Администратор был страшно недоволен, что приперлись люди на инвалидных колясках!
– У нас тут не оборудовано, им сюда нельзя!
Кстати, почти оборудовано. Лифт на второй этаж есть.
Не знаю, что в ответ сказала наша спутница Янина Урусова, хозяйка портала bezgraniz.ru , которая и была от нас вызвана на ковер, но явно что-то жесткое…28 февраля. Очень не люблю конец зимы – начало весны. Морозы все не кончаются, снегу полно, а солнышка уже хочется до невозможности. Тягучее ожидание, в котором ни один процесс ты не можешь убыстрить. В середине марта должно потеплеть, а мне предстоит недели на две залечь в больницу. А то х… совсем.
1 марта. Серая зима завершилась. Март подарил солнце и два часа счастья в гимназии 1514 среди невозможно симпатичных детей. Говорили о благотворительности. Искали в ней удовольствия и находили его. Надеюсь, количество внуков по переписке и пристраивателей котят в добрые руки прирастет.
3 марта. Вчера на ночь глядя подруга Рая потащила меня в даль светлую, в огромный дом на Первом Успенском шоссе, поотвечать – после совместного просмотра фильма “Ходорковский” – на вопросы одной компании.
Было их человек тридцать пять. Даже для большого дома это
В очередной раз меня удивили восторги по поводу моей смелости.
– Ира, вы живете здесь и не боитесь всего этого говорить? “Они” вам могут это припомнить…
Не знаю, я тут особой смелости не вижу. Может, просто большинство моих друзей так себя ведут? Или мне генетически – или почему еще – нетрудно говорить правду про власть и вообще политику? В любом случае великой моей заслуги в такой прямолинейности нет.
Но собравшиеся сочли меня смелой. Подарили цветы. А милейшая женщина Оля сняла с пальца серебряное кольцо и надела его мне.
– Я так счастлива, так рада, возьмите на память, это мой друг-художник делает…
Тут я совсем “поплыла”. Не знала, как себя вести, что говорить? Отказываться? Благодарить?
В любом случае увидела кучу единомышленников там, где не ожидала.3 марта. Была на вручении самой интеллигентной литературной премии – Белкина. Захотелось всех финалистов прочитать – “Нобелевская” речь каждого была замечательна. В номинации “Станционный смотритель” победила прелестная и остроумная критик Мария Ремизова.
Вспомнилось, какое неприятное ощущение оставалось после Букеровских пиршеств. Особенно после одного. Это был 2003 год. Ходорковский был уже в тюрьме, Невзлин – за границей, и я выступала от “Открытой России”, спонсора премии. Собрав в кулак все образование и вспомнив, что русская литература велела “милость к падшим” призывать, я сказала какую-то прочувствованную речь. В ходе говорения обнаружила, что люди не перестают есть и не поднимают лиц от тарелок.
Эх, все прощаю только за то, что Рубену Гальего с “Белым на черном” премию дали.7 марта. За одни сутки два раза сходили в кино. Выйдя с замечательного “Король говорит”, азартная Люся Улицкая сказала, что еще надо посмотреть “Меняющие реальность”. До этого она не была в кино лет двадцать. Купили билеты – и вперед. Оказалось, оно того стоило. Всегда радуюсь, когда простым, понятным молодежи языком, на доступных примерах, объясняются такие сложные и непопулярные у нас вещи, как необходимость свободы воли и ответственного выбора, как бы тяжело это ни было. Даже жанр “фэнтези” показался уместным.
9 марта. Завтра ложусь в больницу. Надолго. Если получится с Йотой, то компьютер будет с собой. А так – только телефон. Ничего не планирую и ничего не обещаю. Пока все плохо.
12 марта. Сбежала до завтрашнего вечера из больницы домой. Выдали мне красный пропуск. Норку потискать, с компьютером соединиться и т. д.
Ну что вам сказать за советскую медицину?
Ничего нового. Чудесные врачи. Симпатичнейшие медсестры. Нагавкала за двое суток только лифтоводительница.
Разруха. Нелюбовь к окружающему пространству (это суперпарламентское выражение для обозначения самизнаетечего). Лампочка над кроватью без плафона, а потому свет истошно режет глаза, в туалете пахнет гнилыми трубами, в попытке вонь унять дырку слива надо затыкать тряпкой, кормят обильно и невкусно, туалетную бумагу надо приносить с собой и т. д.
А уж сколько у меня идей по организации здравоохранения! Что дороже для бюджета – держать больных пустые дни (выходные!) в больнице или доплачивать врачам и сестрам за работу в эти дни? Или им всегда работать посменно? А зачем в приемном покое четыре женщины на два стола и три компьютера для регистрации каждого поступающего?
Оказываясь в больнице, ты попадаешь в микромир. Особенно если разместишься головой к окну – даже неба не видишь. К тому же немедленно появляются – хорошие и похуже – дружбы и неприязни.
Вчера шесть часов неподвижности – переливание крови. Лежишь, распятый: из одной руки выкачали, в другую вкачали. Если бы не милейший реаниматолог Анатолий Иванович, развлекавший меня длиннобородыми еврейскими анекдотами, я бы с ума съехала. Виктор Васильевич – главный в реанимации. Впору влюбиться – совершенно чеховский персонаж, интеллигент лет шестидесяти. А Наталья Иванна, которая меня приветствовала фразой “Вы у нас раньше лежали?”.
– Нет, – говорю.
– А лицо знакомое!
– Вы меня видели по телевизору.
Оказалось, я ей очень нравлюсь. Правильно все говорю. А еще Пушков и Караулов. А еще Хинштейн. Они тоже очень нравятся. Вот. Корона известности слетела с моей головы, едва ее коснувшись.13 марта. Выходной день выдался бурным. Заболел историк Никита Соколов, который должен был выступать сегодня на семинаре “Я думаю”. Я стала неравноценной заменой.
Дети хороши – как всегда, впрочем; в этот раз особо порадовали кадрами Ижевск и Йошкар-Ола. Ах, какая Вероника оттуда приехала!
Обсуждали вопрос, на который я тоже не знаю ответа. Как без бунта добиться перемен в стране? Как сложить тысячи добрых намерений? Как дожить до перехода от благотворительности и неравнодушия десятков к активности и переменам в сознании миллионов? И желательно без вождизма..
Фантастика какая-то.