История династии Сфорца

Коллинсон-Морлей Леси

Во время болезни своего брата Асканио постарался выдвинуться на авансцену миланской политики и уже вполне готов был занять его место в случае необходимости. С выздоровлением Людовика у кардинала вновь проснулся интерес к его церковным обязанностям, и он уехал в Рим. Он выглядит весьма талантливым церковным деятелем своего времени, проявившим наследственный административный талант в управлении епархиями, аббатствами и прочими доходными церковными предприятиями, оказавшимися в его распоряжении. Его резиденция, до того как Родриго Борджа подарил ему собственный дворец, располагалась на Пьяцца Навона в Риме, о чем до сих пор напоминает переулок д'Асканио. В Риме надолго запомнили как нечто выдающееся его триумфальные шествия под звуки труб после великолепных охот, с вереницами гостей, егерей и гончих псов, с нагруженными дичью повозками. Этим не ограничивался интерес Асканио к животным. Однажды он заплатил сотню дукатов

за попугая, который умел повторять Символ веры.

Нунций считал Людовико изменчивым и капризным, но был поражен его показной искренностью, а также изысканностью (arguzia) его речи, его остроумными ответами и уместными цитатами — качество, уже высоко ценившееся в конце эпохи кватроченто. Со своей стороны, Людовико не был склонен воспринимать буквально благие пожелания и комплименты Папы Римского.

Вполне вероятно, что герцог Бари совсем не спешил с торжествами по случаю бракосочетания своего племянника с Изабеллой Арагонской, о котором было условлено еще в 1480 году. Сохранились некоторые из ее детских писем к будущему мужу, с одним из которых она прислала тому в дар коня. Но Альфонсо Калабрийскому трудно было скрыть свое мнение о самом Людовико и о его обращении со своим племянником. Ферранте состарился, и Альфонсо, взойдя на неаполитанский трон, вскоре мог бы стать весьма грозным врагом. Герцогу Милана уже исполнилось двадцать лет, и пришло время успокоить общественное мнение в Милане и в Неаполе. Кроме того, приданое в 100 тысяч дукатов стоило некоторых жертв. Таким образом, в 1488 году было решено, что Джан Галеаццо женится наконец на своей невесте.

Это бракосочетание открывает собой самый блестящий период в истории Милана эпохи Возрождения. Брат Джан Галеаццо, Эрмес, был послан в Неаполь со свитой из 450 человек. Некоторые дворяне на одном лишь рукаве носили драгоценностей на 7000 дукатов. Юный Кальчо, сын одного из доверенных секретарей Людовико, бывший во главе этой свиты, говорил, что они были подобны множеству королей. Даже слуги были одеты в шелка. И все же им довелось носить эти наряды лишь в течение двух дней, поскольку весь неаполитанский двор, за исключением дней официальных торжеств, был в трауре по матери невесты, замечательной женщине Ипполите Сфорца. Как обычно, свадьба состоялась посреди зимы, и погода стояла ненастная. На обратном пути кортеж невесты остановился в Чивитавеккье, где Асканио устроил ей роскошную встречу. Ее ожидал также блестящий прием у флорентийских союзников в Легхорне. В Генуе в январе 1489 года утомленная переездом невеста задержалась на несколько дней, к великой досаде Людовико. Оказанный ей прием был достоин этого богатого города.

В Тортоне невесту встретили оба герцога. Шел проливной дождь. Джан Галеаццо, не позволив Изабелле, по неаполитанскому обычаю, поцеловать ему руку, страстно расцеловал ее в губы. В Тортоне же состоялся известный пир, обставленный в соответствии с мифологическими вкусами Ренессанса: Аполлон явился с тельцом, украденным им у Адмета; Орфей принес птиц, зачарованных его лирой; Диана подала оленя, в которого она превратила Актеона, заявив при этом, что нет для него более достойного места успокоения, чем во чреве такой невесты. Улисс принес Сирену, заявив, что все ее коварные уловки окажутся тщетными пред силой и мудростью Изабеллы. Обед сопровождался сценическим представлением и музыкой.

Герцог Бари позаботился о том, чтобы известие о неспособности молодого герцога исполнить свой супружеский долг в Виджевано немедленно стало всеобщим достоянием, и о нем рассуждали по всей Италии. Изабелла была убеждена, что причиной неудачи стало колдовство и магический заговор, наведенный на ее мужа дядей Людовико. Мы можем быть уверены, что тот действительно проконсультировался со своим астрологом относительно даты первой брачной ночи. Несмотря на то что он был братом ее матери, у себя дома в Неаполе Изабелла научилась подозревать своего дядю во всем.

Как бы там ни было, оба герцога направились в Милан. Здесь они встретили Изабеллу, прибывшую по каналу с караваном из шести великолепных барж к причалу у Порта Тичинезе. Собралась огромная толпа желающих посмотреть на невесту. Она сошла на берег под залпы артиллерийского салюта, под звуки труб и звон всех городских колоколов. Герцог и его невеста рука об руку проследовали в замок. Они хорошо подходили друг другу: темноволосая и своенравная южная девушка и ее белокурый и слабохарактерный муж, которого она, по-видимому, полюбила, но поначалу скорее сочувствовала ему. По такому случаю двор замка был увешан гирляндами лавра и плюща. Бьянка Мария, сестра герцога, встретила их у ворот и проводила Изабеллу в ее комнату.

В своем письме к Лоренцо Медичи один из его корреспондентов описывает свадебную церемонию следующим образом:

«Сиятельнейший Лоренцо. Из написанного мною вчерашним вечером Ваша Милость узнали

об обстоятельствах прибытия вчерашним утром мадонны герцогини. Сим уведомляю вас о том, что сегодня утром состоялось бракосочетание, и свадебная месса проходила в Дуомо. Это была самая прекрасная и роскошная церемония, в чем Ваша Светлость сможет убедиться из следующего. Прежде всего весь двор и вся знать собрались в замке, затем в пятнадцатом часу господин герцог и синьор мессир Людовико, и все остальные бароны и дворяне сопроводили мадонну герцогиню из ее комнаты, и все они вскочили на коней и попарно выехали из замка. У последних ворот был устроен навес из белой дамастной ткани, который вынесли сорок служителей церкви, в одеяниях из алого сатина и таких же головных уборах. Господин герцог и его невеста вошли под указанный навес и, таким образом, вместе вошли в собор. По их прибытии под пение герцогского хора епископ Пьяченцы прочитал мессу. Когда месса закончилась, епископ Сансеверино произнес великолепную речь в честь новобрачных. Затем господин герцог передал кольцо своей даме: после чего сиятельнейший герцог посвятил в рыцари нашего Пьеро Алламанни [флорентийского посла] и достопочтенного мессира Бартоломео Калько. Он подарил Пьеро одежду из золотой парчи, богатство и великолепие которой трудно вообразить, и было большой честью получить такой подарок. Мессир Галеаццо и граф Каяццо надели шпоры и препоясались мечами. Затем все собравшиеся вновь оседлали коней и с триумфом возвратились в замок среди всеобщего ликования. Согласно подсчетам одного из присутствовавших, в процессии участвовало пятьсот всадников. Было насчитано тридцать шесть священников и монахов, двигавшихся впереди всей процессии до самого собора; шестьдесят рыцарей, все в одеждах из золотой парчи и с золотыми цепочками; пятьдесят женщин, из которых двадцать восемь в одеждах из золотой парчи, с жемчугами, драгоценностями и цепочками; шестьдесят два трубача, двенадцать флейтистов. От собора до замка 1700 шагов, и всю дорогу устлали белой тканью, и стены по обе стороны были увешаны гобеленами и гирляндами из можжевельника и апельсиновых деревьев; никогда не видел ничего лучше. Более того, все окна и двери были богато украшены, а чтобы сдержать толпу, в переулках, прилегающих к главных улицам, по которым двигалась процессия, были установлены барьеры и на каждом углу стояли по десять или двенадцать гвардейцев. На Пьяцца дель Дуомо выстроились две тысячи всадников и конных арбалетчиков. Не было никаких беспорядков, что вызывает немалое удивление, учитывая великое и неисчислимое множество людей, проживающих в этом городе; это правда, что весьма строго следили за исполнением приказа, запрещающего ношение оружие, но это не коснулось наших сограждан, получивших такую привилегию.

Сиятельнейший герцог был облачен в богатейшую парчу. Его головной убор был украшен алмазом и огромнейшей цены большой жемчужиной, превосходящей размером круглый орех. На шее у него висела подвеска с прозрачным рубином и бриллиантом дивной красоты. Ее превосходительство мадонна герцогиня также была одета в золотую парчу, а голову ее украшало жемчужное ожерелье с прекрасными драгоценными камнями. Многие из женщин были одеты очень богато. Я не могу сообщить имен, ибо не знаком с ними.

Мессир Аннибале был в одежде из золотой парчи с вставками черного бархата, на груди его была эгретка из жемчуга, не очень дорогого по цене, но подобранного с превосходным вкусом, вернее сказать, ему она была к лицу. Синьор Людовико, и синьор Галеаццо, и синьор Ридольфо, и все остальные Сфорца также были одеты в золотую парчу, и все присутствующие соглашались в том, что имевшегося там серебра и золота хватило бы на то, чтобы одеть сотню людей. О бархате и сатине я умалчиваю, так как в них были одеты даже повара.

Облачение нашего Пьеро сочли восхитительным, по моему мнению, он всех превзошел. Сегодня его пожелали еще раз увидеть, чтобы рассмотреть получше; в самом деле, им восхищался каждый.

Я сознаю, что написал обо всем этом путано и беспорядочно, но, если на то будет Божья воля, мы подробно поговорим при встрече, когда у меня будет больше свободного времени, чем сейчас, ибо мне нужно ехать ко двору вместе с Пьеро.

Ваш покорный слуга Стефано.

Милан, сего 2-го дня февраля, 1489 года».

Тротти, посол Феррары, писал домой, что он не мог разглядеть ничего, кроме блеска золотой и серебряной парчи и сияния драгоценностей. На улице ювелиров Виа дельи Орефичи переодетый Купидоном мальчик, стоя на золотом шаре с эмблемами династии Сфорца, читал стихи в честь жениха и невесты.

Вскоре после окончания свадебных торжеств Людовико увез новобрачных в Павию, в любимый замок Джан Галеаццо Висконти, выстроенный из ломбардской терракоты, с четырьмя огромными башнями, с прекрасной аркадой двора, напоминающей Венецию, и с обширным парком, покрывающим тринадцать квадратных миль, за которым неспешно завершалось строительство несравненной Чертозы.