История династии Сфорца

Коллинсон-Морлей Леси

Последней каплей оказалось рождение сына Беатриче и последовавшие затем тщательно подготовленные официальные церемонии. Донна Изабелла поняла, что намерение Людовико и Беатриче захватить миланское герцогство становится все более и более определенным. Закончилось тем, что она написала письмо (на весьма бедной латыни) своему отцу, которое Корио приводит полностью. Многие исследователи полагают, что оно принадлежит перу самого историка. Как бы то ни было, она, несомненно, писала своему отцу Альфонсо Калабрийскому:

«Уже столько лет, отец мой, как вы отдали меня за Джан Галеаццо с тем условием, что когда он возмужает, то будет править самостоятельно, подобно тому, как правил его отец Галеаццо, его дед Франческо и все его предки Висконти. Но хотя теперь он повзрослел и уже стал отцом, он по-прежнему не имеет власти в собственном герцогстве и даже самое необходимое получает лишь после неоднократных просьб от Людовико и его министров. Вся власть в руках Людовико, тогда как мы, лишенные денежных средств, ведем жизнь обычных граждан… Недавно его жена родила сына, и все говорят, что он намерен сделать его графом Павии, чтобы затем его сын смог унаследовать герцогство. Все почести воздаются его матери, в то время как с нами и нашими детьми

обращаются с презрением. Мы рискуем своими жизнями, оставаясь в его власти, поскольку он способен втайне избавиться от нас, с тем чтобы положить конец существующей вражде, и я могу остаться одинокой вдовой, лишенной какой-либо поддержки. У меня есть смелость и ум: народ сочувствует мне и жалеет меня, тогда как его ненавидит и проклинает, поскольку он грабит подданных вследствие своей жажды золота; но я вынуждена подчиняться силе и сносить всевозможные оскорбления. Я не могу говорить открыто, поскольку назначенные им слуги доносят ему обо всем. И если отцовские чувства, если любовь ко мне, если мои праведные слезы могут тронуть вас, если в вас есть сколько-нибудь королевского величия, то спасите вашу дочь и вашего зятя от рабства и оскорблений, верните им власть, которой их хитростью лишили. Если же вы вовсе не заботитесь обо мне, то я скорее сама покончу с собой, чем подчинюсь чужому ярму, что является для меня большим злом, нежели позволить другому узурпировать мои права». Письмо исполнено подлинным пафосом гуманистов и напоминает те речи, которыми мать Изабеллы Арагонской славилась в юности. Изабелла была единственной женщиной, которую Джовио упоминает в числе прославляемых им выдающихся личностей, поскольку, претерпевая свои невзгоды с «душою мужественной» (anivo virile), «она зажгла первую искорку того пламени, которому суждено было охватить Италию».

Наиболее настойчиво требовал вмешательства Неаполя Джан-Джакомо Тривульцио, считавшийся теперь смертельным врагом Людовико Сфорца. Ненависть Альфонса Калабрийского к Моро вспыхнула с новой силой, но король Ферранте был слишком умен, чтобы нарушить мир в Италии. Он хорошо знал Людовико, который, как пишет Корио, был воздержан в словах и всегда умел скрывать свои чувства, выжидая подходящего момента для отмщения. Он никогда не выходил из себя, стараясь выслушивать других бесстрастно и не позволяя себе проявлять неудовольствие или досаду. Ферранте отправил двух послов, требуя соблюдать права герцога Милана или, вернее, герцогини, ибо Джан Галеаццо был вполне доволен положением дел. Их миссия закончилась безрезультатно. Людовико отделался от них общими рассуждениями, давая понять, что он намерен удерживать власть в своих руках. Возможно, именно перед этими послами он разразился гневной речью против Изабеллы.

Но Людовико почувствовал угрозу и встревожился. Он сохранял верность традиционному союзу между Миланом и Францией. Когда в 1491 году в Милан прибыли посланники нового короля Франции Карла VIII, он приготовился встретить их со всеми возможными почестями. Сам он находился в Виджевано, но направил самые подробные инструкции относительно их размещения. Главе миссии Стюарту д'Обиньи были отведены покои герцогини Бари, которые совсем недавно были отремонтированы по случаю свадьбы. Он должен был расположиться в отделанной деревом зале делле Ассе, а будуар и задняя комната могли бы служить ему столовой и комнатой для переодевания. Второму послу предназначались апартаменты самого герцога. Никаких особых перестановок делать не требовалось, но постели следовало снабдить канапе, украшенными fleurs-de-lis [43] . Младших членов делегации приказано было разместить на лучших постоялых дворах, список которых прилагался. Именно тогда герцог Милана получил также герцогство Генуи, должным образом принеся оммаж королю Франции через его посланника. Для церемонии по этому случаю Джан Галеаццо, как и его дядя, облачился в великолепную мантию из белого герцогского бархата, которая навсегда запомнилась легкомысленной сестре герцога, Бьянке Марии.

43

Fleurs-de-lis — цветы лилий (фр.) Лилии были изображены на гербе французских королей. — Примеч. пер.

В январе 1492 года Людовико направил за Альпы блестящее посольство. В него входили граф Каяццо, Джироламо Туттавила, Галеаццо Висконти и Карло Барбьяно (граф Бельджойосо), которому надлежало остаться во Франции в качестве постоянного посла. Он надеялся, что отказ французского монарха взять в жены дочь Максимилиана, римского короля [44] , ради женитьбы на Анне Бретонской, может привести к конфликту, если не к войне, между этими двумя державами, вследствие чего возрастет важность его собственного союза с Францией. В задачи миссии входило укрепление связей между Людовико и Карлом. С этой целью он передал Бельджойосо письмо от Генриха VII Английского, в котором тот предупреждал Людовико об опасности, заключающейся в притязаниях герцога Орлеанского на Милан, и призывал его присоединиться к союзу против Франции. По-видимому, Моро приказал послам также выяснить, сможет ли он рассчитывать на помощь Карла в случае угрозы со стороны Неаполя. Таким образом, этот союз должен был иметь чисто оборонительный характер. Людовико не испытывал желания увидеть Неаполь во власти Карла. Успех миссии был обеспечен суммой не менее чем в 8000 дукатов, которые Людовико приказал раздать своим друзьям во Франции, хотя он и призывал своих посланников тратить по возможности меньше, и даже отсрочивать выплаты на год. Шотландец Стюарт д'Обиньи вполне искренне признавал, что, не будь этих подарков, он был бы обязан возражать на предложения миланцев. Его жена получила драгоценное ожерелье в дополнение к гонорару мужа. Карл VIII даже включил имя Людовико в договор с герцогом Милана, узаконив таким образом его положение и фактически заверив его в своей поддержке.

44

Римский король — титул, который носил император Священной Римской империи или его наследник до того момента, как официально получал императорскую корону в Риме из рук Папы. — Примеч.

ред.

Смерть Лоренцо Медичи оказалась самым серьезным ударом для мира в Италии. Его сын Пьеро был совершенно не способен эффективно действовать в назревающей сложной ситуации.

Людовико попытался еще более усилить свою позицию, вступив в лигу с Венецией и Папством. Для того чтобы скрепить этот союз с давним врагом Милана, Беатриче нанесла официальный визит в город лагун. Людовико предпочел не ехать туда самому, пока его отношения с Францией еще не были окончательно улажены. Ее сестра Изабелла была весьма обеспокоена этой новостью, поскольку она также собиралась посетить Венецию. В письме своему мужу она заявляла, что ничто не сможет заставить ее прибыть туда одновременно с герцогиней Бари, «и быть принятой как сестра или служанка, а не с торжественной церемонией, как подобает иностранке». К счастью, ей удалось тихо приехать в Венецию прежде, чем ее сестра проплыла по лагунам во всем своем герцогском великолепии, и Изабелла, со свойственным ей подлинным интересом к артистизму, смогла полностью насладиться этим зрелищем.

В мае 1493 года по дороге в Венецию Беатриче останавливалась в Ферраре. Для перевозки ее багажа потребовалось десять повозок и пятьдесят мулов. Изабелла д'Эсте, как обычно, желала знать все подробности. Ее корреспондент Проспери, которому приходилось исполнять эту обязанность в течение нескольких лет, сообщал ей о мельчайших деталях платьев Беатриче, ее драгоценностях и обо всем, что с ней происходило. В Венецию Беатриче сопровождала мать, и соперничество матери и дочери затрагивало даже прислугу. Теодора, помощница Элеоноры, писала Изабелле, что герцогиня Феррары решила снабдить всех своих служанок золотыми цепочками и жемчужными четками, чуть более ценными, чем у миланского контингента. Людовико сразу же распорядился найти намного более ценные украшения для всех прислужниц Беатриче. Он тоже приехал со своей женой и юным Эрколе в Феррару, которая, как и Мантуя, присоединилась к Лиге. Тем не менее, полагала Теодора, они, несомненно, устроят в Венеции еще лучшее представление, поскольку Элеонора приготовила для всех своих служанок накидки из зеленого сатина с полосками из черного бархата, а также захватила для них некоторое количество драгоценностей. Но вскоре после этого Проспери сообщил Изабелле, что из Милана прибыл ювелир с рубинами и бриллиантами, за которые Людовико заплатил 2000 дукатов.

Еще более смелым решением, в принятии которого также могла принимать участие Беатриче, была отправка Эразмо Браско к Максимилиану, римскому королю. Он выехал из Милана в мае того же года, в то же самое время, когда Людовико и его жена отправились в Феррару. Максимилиану предложили жениться на Бьянке Марии, сестре герцога Милана, за которой давали огромное приданое в 400 000 дукатов. Со своей стороны, Максимилиан должен был передать Людовико герцогство Милана, как только он станет императором; а судя по состоянию здоровья императора Фридриха III, было ясно, что это произойдет довольно скоро. Сфорца никогда не получали имперской инвеституры, но были вынуждены обосновывать свои права народным избранием, которое императоры неизменно отказывались признавать. Для нищего императора подкуп в 400 000 дукатов был почти непреодолимым соблазном. Правда, браку Максимилиана с Бьянкой Марией препятствовало весьма скромное происхождение семьи Сфорца, но в конце концов Максимилиан ответил согласием. Три четверти приданого должны были быть выплачены при бракосочетании, оставшаяся четверть — после получения инвеституры. До того времени договор об инвеституре должен был держаться в секрете. Таким образом, Максимилиан согласился жениться на сестре Джан Галеаццо, настоящего герцога Милана, и принять из его рук 400 000 дукатов, при условии что он должен сместить Джана и передать власть его дяде, который был его опекуном.

Беатриче отправилась в Венецию с несколькими наиболее доверенными советниками ее мужа, среди которых были Джироламо Туттавилла и Галеаццо Висконти, ездившие с миссией во Францию, Пьетро Ландриано и престарелый епископ Комо. Ее мать, герцогиня Элеонора, взяла с собой своего сына Альфонсо и его жену Анну Сфорца. Вниз по течению По они плыли на буцентаврах [45] . Беатриче взяла с собой своих певцов, в том числе и свою особую гордость — тенора Кордиера из Нидерландов. Госпожа Эди в своем жизнеописании Беатриче д'Эсте приводит подробное описание всех событий этого путешествия и нарядов его участников, основывающееся главным образом на письмах Беатриче к мужу. Почетных гостей встречали в Лидо пара плотов, с которых под звуки труб салютовали пушки, две галеры в полном боевом снаряжении и другие суда, украшенные подобно садам, в то время как по лагуне до Венеции их сопровождало множество гондол, танцующих в лучах весеннего солнца. Изабелла из Мантуи, прочитав, как ее муж восторженно описывает эти события — грохот орудийных залпов произвел огромное впечатление на бывалого воина, — дала выход своим чувствам, заявив, что все подобные церемонии одинаковы, они очень утомительны и неинтересны.

45

Буцентавр — двухпалубное гребное судно, используемое венецианцами для парадных церемоний. — Примеч. ред.

Пожилой дож Агостино Барбариго взошел на буцентавр, чтобы приветствовать своих гостей и сопроводить их в город. На одном из роскошно убранных судов, украшенном эмблемами герцогов Милана и Бари, размещались миланские воины во главе с Моро. Вокруг Моро стояли аллегорические фигуры Смелости, Справедливости, Умеренности и Мудрости. Произошло состязание лодок, управляемых четверками женщин (великое новшество!), и победа в нем, ради того, чтобы доставить удовольствие Элеоноре, была отдана экипажу, который состоял из матери, двух ее дочерей и невестки. Дож показал самые красивые дворцы на Гранд Канале, пестро украшенные восточными коврами, и назвал имена многих из увешанных драгоценностями дам, толпившихся у окон и на балконах. Они остановились во дворце герцога Феррары на Гранд Канале. Дворец этот был подарен Никколо д'Эсте в благодарность за то, что тот снабжал Венецию зерном во время жестокой борьбы с Генуей в Кьоджанской войне. В ходе последующих войн его часто отбирали назад, но в конце концов после заключения мира в Баньоло возвратили Эрколе и теперь щедро разукрасили в честь прибытия высоких гостей.