История диофантова анализа от Диофанта до Ферма
Шрифт:
Долго искали этот ручей на крупномасштабной карте и в конце концов нашли, однако вопреки всякой логике он почему-то назывался речкой Кашкадарьей. Здесь, в Туркмении, множество рек, больших и малых, имели окончание «дарья» — Санхаадарья, Кызылдарья…
Мы разбили палатку. Курбан отправился ломать черный саксаул для костра — настал его черед кашеварить. Николай устанавливал этюдник, растирал краски, а Марк и я пошли бродить по окрестностям.
Речушку перешли вброд, едва замочив ноги. Белый мелкий песок громоздился дюнами, стекал с гребней барханов. Марк внимательно приглядывался к следам на песке и указал на две нешироких полосы:
— Змеи проползли. Но куда
Следы тянулись к кусту саксаула и обрывались. Мы тщательно осмотрели все вокруг, однако оставивших следы существ обнаружить не смогли. Но вот Марк остановился, приложил палец к губам:
— Плавают!
Зоолог указал на песчаный холмик. Его поверхность медленно перемещалась, змеи ползли под слоем песка, «плыли», песчинки шевелились на гибких телах пресмыкающихся, выдавая их путь. Впрочем, это движение песка было едва заметно.
Я шагнул вперед, ткнул рогулькой в песок, поддел извивающуюся змею, вытащил ее на поверхность. Ошеломленное пресмыкающееся лежало неподвижно. Подойти поближе я не рисковал, Марк снисходительно улыбнулся моей нерешительности:
— Это степной удавчик, существо безвредное.
Марк присел на песок, взял удавчика в руки. Удавчик почти не сопротивлялся, только как-то странно пригибал голову, словно кланялся пленившему его человеку. Я осторожно погладил змею пальцами по шероховатой шкурке, удавчик воспринял прикосновение моей руки спокойно, никаких попыток к бегству не делал. Опущенный на песок, он тотчас же окунул в него плоскую головку и застыл.
— Воображает, что спрятался от нас, — засмеялся Марк. — Змея безобидная, даже полезная — уничтожает мышей. Постой, постой! Ведь здесь должен быть второй — след-то был не один!
Правая рука зоолога, пострадавшая во время схватки с вараном, все еще была на перевязи. Марк вынул из чехла короткий узбекский нож с наборной рукояткой и принялся исследовать песок. Я рассеянно следил за действиями товарища, как вдруг совсем рядом, прямо за его спиной, песок слегка зашевелился, и вынырнула на поверхность треугольная голова. Змея, притом ядовитая — это было ясно даже мне. От подобного соседства хорошего ждать не приходилось. Змея медленно, словно нехотя, выползла из кучи песка, вытягивая толстое тело.
Гадюка! Я хотел предупредить Марка, вскочить, отбежать в сторону, но странная, необъяснимая скованность не давала возможности встать, не позволяла даже крикнуть.
Гадюка вытащила из песка кончик хвоста и стала неторопливо свертываться в кольца. В косых лучах заходящего солнца она была необыкновенно красива. Светло-серая, пепельная шкурка змеи по всему хребту от затылка до тупого кончика хвоста была разрисована черными треугольниками.
Трудно сказать, сколько томительных секунд продолжалось взаимное разглядывание. Марк, который по-прежнему ничего не подозревал, продолжал возиться с удавчиком, бурча под нос какую-то студенческую песенку, безбожно коверкая мотив, проглатывая слова. Марк был, конечно, никудышным певцом, и, видимо, поэтому песня змее не понравилась. Встревоженное звуками его голоса пресмыкающееся оторвало от песка тяжелую голову, насторожилось, высунуло длинный, раздвоенный язык, похоже, что оно соображало, как ему следует поступить, а я понял, что нужно действовать, остаются считанные секунды.
Было ли так в действительности, или у страха, как говорится, глаза велики, не знаю, скорее всего, можно предположить последнее, ибо я, разумеется, мог предупредить зоолога об опасности, но почему-то этого не сделал, не предпринял ни малейшей попытки каким-либо образом привлечь его внимание.
Змеи подчас бросаются на свою
Бросок ядовитой змеи предельно быстр и точен; опасность, грозившая Марку, придала мне силы. Нащупав на поясе нож, стараясь не делать резких движений, я вытащил его из чехла, перехватил за острие. Когда-то в детстве мы играли в ножички, бросая перочинные ножи в цель. Детская игра вырабатывала глазомер, быстроту, точность, но одно дело швырять нож в фанерную мишень, другое — в змею, которая вот-вот совершит бросок. А змея тем временем сжалась, спружинила кольца. Нож со свистом рассек воздух, острое лезвие воткнулось в шею, сантиметрах в двух пониже головы, змея покатилась по песку, а в другую сторону кубарем полетел Марк, которого я сильно толкнул в спину. Через несколько мгновений мы были уже на ногах. Раненое пресмыкающееся молотило хвостом по песку, тщетно пытаясь укусить застрявшее в теле лезвие.
Марк страшно разозлился:
— Зачем ты ее убил? Мы что — приехали сюда уничтожать живые существа? Для этого?!
— Но тебе грозила опасность!
— Чепуха! И потом, в конце концов, она грозила мне, а не тебе. Ты-то находился на безопасном расстоянии.
Все мои доводы Марк отметал решительно и категорично:
— Такой крупный экземпляр! Ведь условились же ни на кого руку не поднимать. Договорились же…
— Да, да, конечно. Разумеется, ты прав, — вяло отбивался я, хотя подобного уговора не припоминал. Быть может, Марк имел в виду дедушкины наставления?
Поворчав немного, зоолог взял ружье и всадил в беснующуюся змею заряд утиной дроби.
— А это зачем, товарищ кандидат змеиных наук?
— Как — зачем? Чтобы прекратить ее мучения, а то она до утра протанцует. Змеи живучи.
Тут только мы вспомнили об удавчике, а его и след простыл. Удавчик, воспользовавшись возникшей суматохой, ввинтился в песок и «уплыл».
Мы двинулись дальше. На западе, километрах в восьми, громоздились бурые скалы. Сверив направление по компасу, мы пошли вдоль берега ручья. Жара постепенно спадала, идти становилось легче. Невдалеке, за гребнем бархана, возникла остроконечная шапка курганчика. Я не обратил на него особого внимания, но Марк остановился, протянул мне бинокль. Подкрутив рубчатое колесико, я увидел крупную взлохмаченную птицу с изогнутым клювом. Хищник вел себя странно: наскакивал на какую-то темную массу, хлопал крыльями, взлетал, планируя над бугром, и снова бросался вниз, топыря острые когти.
— Ловит какого-нибудь грызуна?
— Вряд ли. Это орел-змееяд. Он питается пресмыкающимися и постоянно на них нападает.
Я взглянул в бинокль. Змееяд — очень любопытный хищник, настоящий бич ядовитых змей. Туркмены знают эту отважную птицу и никогда не убивают ее. Орел-змееяд отваживается нападать даже на гюрзу — змею сильную, на редкость агрессивную, смертельно ядовитую.
Мы поспешили к холму. Ложбины между барханами позволили нам быстро приблизиться. Мы вползли на гребень бархана, я снова припал к биноклю, но ничего не увидел, вероятно, змееяд находился за бугром. Обшарив взглядом окрестности, я неожиданно вздрогнул — прямо передо мной стояло невиданное существо, смахивающее на миниатюрного крокодила, с круглой головой и раскрытой красной пастью. Странное создание выглядело довольно свирепым, по крайней мере, мне так показалось. Оно было так близко, что я невольно отполз назад. Марк, наблюдавший за мной, улыбнулся: